Рассказ придумался вчера на вечере во время одной песни. Идея не покидала меня, так что сегодня весь день писала. Что выросло - то выросло.
The RavenThe Raven
Вертись вертись мое колесо
Тянись тянись шерстяная нить
Отдавай мой гость мне мое кольцо
А не хочешь если совсем возьми
Отдавай мой гость мне мое кольцо
А не хочешь если совсем возьми
Я себя сегодня не узнаю
То ли сон дурной то ли свет не бел
Отдавай мне душу мой гость мою
А не хочешь если бери себе
Отдавай мне душу мой гость мою
А не хочешь если бери себе
Звон стоит в ушах и трудней дышать
И прядется не шерсть только мягкий шелк
И зачем мне право моя душа
Если ей у тебя мой гость хорошо
И зачем мне право моя душа
Если ей у тебя мой гость хорошо.
(Рапунцель – Мельница)
Какое яркое солнце… Оно отражается от снега, превращая мир в ослепительно белый кристалл. Леса, поля… и затерявшиеся среди этого снежного великолепия города и деревеньки.
Но одинокой всаднице нет до этого дела. Она поднимает ладонь ко лбу, чтобы солнце, холодное зимнее солнце не слепило глаза, горящие огнем сквозь серебреную маску. Всадница кажется инородным пятном на этой белоснежной скатерти. Ее лицо скрывает маска, фигуру окутывает черный плащ, в руках неведомое в этих краях, да и вряд ли в каких других, оружие. Она гордо восседает на поджаром, черном как ночь жеребце с удивительной серебреной гривой.
Она едет вперед, словно мороз и ветер ничего не значат для нее. Едет сквозь лес и копыта коня, кажется, не оставляют следа на снегу. Но, может, это лишь кажется… Сама всадница похожа на бесплотный призрак. Суровый, неприклонный…
Уже давно осталась позади деревня – цель поездки, можно пришпорить коня и рвануть в родные чертоги, но… Но, не знающий устали, конь бежит ленивой рысью. Вдруг что-то настораживает. Конь возмущенно фыркает, ударяя копытом по снегу.
- Тише, - рука всадницы, затянутая в перчатку из маленьких чешуек доспеха треплет серебристую гриву. – Я тоже слышу. Старая смерть. День или два, как дух покинул тело.
Конь уже тянется вперед, и среди деревьев проступает крохотная поляна, на которой уместилась ветхая избушка. «Вряд ли обитаемая» - подумала всадница, и тут же почувствовала запах потухшего очага. И жизнь… там, где-то в этом доме бьется человеческое сердце… Бьется лениво, словно нехотя.
Чуть потянув поводья и снова похлопав коня по шее, всадница останавливает его и спешивается. Словно какая-то сила тянет ее войти. Но прежде она снимает маску и скидывает плащ. На солнце сияют черные, как ночь, волосы, тяжелыми волнами рассыпавшиеся по плечам. Тонкое лицо и бездонные, затягивающие сплошной чернотой глаза с таинственным огнем внутри. Под плащом сияющие доспехи и высокие, до бедра, сапоги. Обернув плащом оружие и маску, она толкает дверь.
Запах смерти, понятный только ей, становится сильнее. Но и запах жизни тоже. В избушке темно, свет проникает лишь через маленькое мутное окно. Всадница осторожно поставила в угол обернутое плащом оружие и сделала шаг вглубь. Шаг, еще шаг, и только когда она задела какой-то горшок, валяющийся на полу, раздалось мелодичное:
- Кто здесь?
Всадница видела в темноте едва ли хуже, чем при свете, поэтому без труда разглядела источник голоса. Девушка, лет двадцати. Нет, старше, двадцати трех – подсказало чутье. В каком-то рубище сомнительной чистоты. Босая – и это в такой-то холод! Худенькая, почти прозрачная. Красивая, как эльфийка. Невероятно длинные, но спутанные черные волосы и глаза цвета серебра.
- Кто здесь? – повторила девушка, глядя на всадницу, но в упор ее не замечая. Даже принимая во внимание скудное освещение, это казалось странным. Внезапная догадка поразила всадницу – слепая. Она сказала:
- Я проезжала мимо… И заглянула, случайно.
- Кто вы? – голос просто переполняли недоверие и страх.
- Я просто путница. Ты… здесь живешь?
- Да.
Так просто… и в одном этом слове было столько тоски, боли и безысходности. Хотелось спросить, почему, но вряд ли на этот вопрос последовал бы ответ. Неожиданно даже для себя самой безумно захотелось хоть как-то помочь.
- Как твое имя, дитя?
- Тэль, - снова сказала и вся сжалась, как собака ожидающая пинка. Какова должна быть жизнь, чтобы так реагировать на все?
- Красивое имя. Но почему ты не разожжешь огня, Тэль? Здесь очень холодно.
- Я… я пыталась… - девушка почему-то быстро спрятала руки за спину, но всадница успела заметить, что они все в ссадинах и маленьких ожогах.
Всадница вздохнула и задала вопрос о том, что заметила сразу же, едва войдя:
- Там, на кровати…
- Моя мать. Она умерла. Недавно, - девушка не сдержалась. По ее чумазым щекам побежали слезы, прокладывая белые мокрые дорожки. – Я… я пыталась похоронить. Но… не смогла. Я ничего не могу.
Тэль трясло. Трясло от горя и холода. Всадница удивлялась, как она еще не заболела в этой выстуженной избе, и решение пришло внезапно. Шаг вперед, прижать девушку к себе. Так просто. И это трепещущее сердце совсем рядом. Девушка инстинктивно обняла ее, но руки дрогнули, натолкнувшись на холодный доспех, на что всадница проговорила:
- Шш, все хорошо. Я не обижу тебя. Я помогу. Давай, садись сюда.
Усадив Тэль в нечто, когда-то бывшее креслом, но главное обтянутое шкурой, всадница перво-наперво зажгла очаг. Одним взглядом, так как знала, что девушка ничего странного не заметит. Оставив ее греться, всадница занялась остальным. Перво-наперво мертвым телом.
Она без малейшего труда вынесла его из избушки поближе к лесу. Мановение руки и появилась могила. Еще немного, и все было кончено. Тело было предано земле. Но осталось много других дел. Принести дров, воды. По щелчку пальцев по избушке пронесся вихрь, выметая без остатка запах затхлости и смерти и унося прочь пыль и мелкий сор.
Проинспектировав запасы, всадница пришла к выводу, что мать Тэль была знахаркой. На полках и в кладовой осталось множество трав и настоев. А вот еды осталось очень мало, как и одежды. Даже удивительно, как они надеялись пережить зиму!
Согреть воды, сделать ужин – это не проблема. Не прошло и часа, как Тэль, укутанная в единственную теплую вещь – какую-то шаль, сидела за столом и ела. Жадно, как волчонок. Что заставляло задуматься, сколько же ей пришлось голодать? Когда она насытилась, то проговорила:
- Спасибо… вам. Я… я не знаю, как вас благодарить! – и почему-то покраснела, схватившись за шнуровку на своем когда-то платье.
- На здоровье. Мне не нужна благодарность. Лучше скажи, как ты собираешься жить дальше?
- Я… я не знаю.
- Может, тебя отвезти в деревню? Там люди…
- Нет! Только не туда! Прошу вас! – девушка в страхе рухнула на колени.
- Что же мне с тобой делать… - вздохнула всадница, поднимая ее и вновь сажая на стул.
- Что хотите… - обреченно вздохнула Тэль. И от этого просто сердце сжималось. Похоже, девушка смирилась, что ей не выжить.
- Так нельзя. Успокойся. Все будет хорошо, - но не могла же она взять Тэль в свои чертоги, в самом деле. Ей там не место, как и никому другому. К тому же долг уже звал ее… снова. – Я оставлю тебе дров и еды. Поддерживай огонь. Мне, к сожалению, пора. Но я постараюсь вернуться. Береги себя.
Всадница покинула избушку. Возможно, слишком поспешно. Ее напугало, что она не может равнодушно относится к этой девушке. Она, которая видела куда более страшные и худшие вещи, пропустившая сквозь свои руки мириады смертей, вдруг дрогнула перед слепой замарашкой.
И все-таки… и все-таки на следующий день она вернулась. Не собиралась, не хотела, но сердце само привело сюда…
Тэль сидела у очага. Огонь горел ярко и весело, правда дров почти не осталось. Похоже, девушка пыталась умыться и хоть как-то привести себя и дом в порядок. Но ей было трудно, очень трудно.
Хлопок двери и снова вопрос:
- Кто здесь?
- Тэль, это я.
- Вы… - робкая улыбка трогает губы. – Простите, я так и не спросила, как вас зовут.
- О, у меня столько имен. Зови меня как хочешь.
- Можно Талион?
- Да. Но… странный выбор…
- Я… так чувствую.
- Хорошо, - и мысль, что нужно все-таки быть аккуратнее.
Сегодня она приехала к девушке не с пустыми руками. Теплое меховое одеяло, мягкие сапожки, штаны из тонкой шерсти, рубашка, куртка. Талион рассудила, что так Тэль будет гораздо теплее, чем в том, что на ней сейчас. И еще она захватила еды, а главное – мяса, так как понимала, что без него особой силы не наберешь. Причем практически вся еда уже была готовая, так как она не думала, что девушка в состоянии готовить. Талион подозревала, что мать, будучи уверенной в ее неполноценности, уберегала девушку от каких-либо дел. Но теперь ей придется учиться… И она не должна погибнуть до того, как появятся необходимые навыки. Талион уже решила, что поможет в этом.
- Я тут принесла тебе кое-что.
- Мне? – в голосе девушки звучало явное удивление.
- Да. Теплое одеяло, одежда и еще еды.
- Но… как? Откуда?
На это Талион лишь тихо рассмеялась, вспоминая, как именно… Если бы хозяин харчевни знал, КОМУ все это продает! Да, давно она так не светилась среди людей. Но не рассказывать же об этом Тэль! Вместо этого она сказала:
- Теперь тебе будет тепло и сытно! Тебе нужно переодеться. Но сначала хорошо бы вымыться.
Девушка тотчас потупилась и замкнулась. Талион все поняла и тотчас заявила:
- Я помогу тебе, не беспокойся. Сейчас согреем воды и все устроим.
- Но… это не дело для благородной госпожи.
- Глупости. Об этом со мной даже не заговаривай. Хорошо?
- Хорошо.
- Тогда сейчас я все приготовлю.
И снова по щелчку пальцев над огнем возник огромный котел, сам собой наполнившийся водой, а огонь разгорелся сильнее, чтобы вода быстрее согрелась. Сотворить какую-нибудь купель и полотенца – тем более не проблема, как и все, что нужно для купания. Талион могла бы и копию купальни своих чертогов сотворить, но тогда Тэль точно что-нибудь заподозрила бы. Пока грелась вода, всадница занялась доспехами. Нужно было их снять, чтобы не замочить. Хоть и зачарованные, но ни к чему это.
За всем этим Талион сожалела лишь об одном – что не может просто вернуть Тэль зрение. Так просто, но нельзя. Чужая стихия. Такое прямое вмешательство ей не простят. Она и так опасалась, что слишком поддалась этой жизни.
Но вот все готово, от большой бадьи типа ванна поднимается пар, а Талион помогает девушке избавиться от ее рубища. Определенно, тепла от этих лохмотьев никакого, их если только сжечь.
- Давай, - подбадривает она Тэль. – Если вода очень горячая или наоборот – ты скажи.
- Хорошо.
Девушка медленно забралась в воду. Талион подметила, что, не смотря на истощенность из-за плохого питания, она все равно красива и изящна. Красивая осанка, длинные ноги и шея, высокая грудь. И волосы… целый водопад черных волос. Талион пообещала сама себе придать им достойный вид.
После ванны Тэль было просто не узнать! Сошедшая грязь обнажила сливочно-белую кожу. Волосы стали гладкими и блестящими, тяжелым водопадом опускающиеся почти до колен. Талион очень не хотелось, но для удобства девушки она заплела их в косу. Потом помогла ей одеться. Закончив, заключила:
- Ну вот, теперь совсем другое дело!
- Правда?
- Да. Ты настоящая красавица.
На это Тэль лишь как-то странно вздохнула. Похоже, ее не слишком обрадовал комплимент. Возможно, подумала Талион, дело в том, что она никогда не видела себя. И снова это странное чувство… горечь от того, что девушка из-за своего недуга вынуждена влачить жалкое существование. Даже среди других людей она будет лишь обузой. Вряд ли Тэль будет кому-нибудь когда-нибудь нужна кроме нее.
Талион пришла и на следующий день и через день тоже. Даже находясь в собственных чертогах она часто ловила себя на том, что думает, как там Тэль. Не погас ли у нее огонь, нашла ли она еду и справляется ли с миллионом повседневных дел. Она казалась такой беспомощной! Талион старалась не оставлять ее больше, чем на два дня.
А Тэль никогда не жаловалась, ни на что, старательно пряча ушибы и ссадины – результаты мелких неудач. Всегда встречала Талион искренней радостью, и, тем не менее, каждый раз ее, похоже, удивлял ее приход. Но она ни о чем не спрашивала, и это было благом для всадницы. И каждый раз, входя в дом, Талион старательно заворачивала в плащ оружие и маску.
Так прошло недели две. И Талион услышала первую просьбу девушки. Подсев к ней рядом, Тэль проговорила:
- Ты уже столько раз приходишь ко мне, но я тебя совсем не знаю! – у Талион сразу все напряглось внутри. – Ты ходишь так тихо, что тебя невозможно узнать по шагам. Только по голосу. Можно… можно я дотронусь до твоего лица?
Талион еле сдержала облегченный смех, но вместо этого сказала:
- Да, конечно.
И она сама взяла руки девушки в свои и поднесла к лицу. Тоненькие и легкие, как паутинка, пальчики затрепетали над ним, ощупывая каждый миллиметр. Легко, трепетно. Лоб, брови, глаза, нос, щеки, губы, скулы, уши, волосы. Талион невольно прикрыла глаза. Это оказалось таким странным ощущением. Будто над лицом порхают бабочки, и эти бабочки рождают что-то странное в самом сердце. Она ошеломленно распахнула глаза. Лицо Тэль было совсем рядом. Такое спокойное, сосредоточенное. И это небесное серебро глаз! Ее руки меж тем замерли, сцепившись на затылке, чуть дрогнувший голос произнес:
- Ты такая красивая!
- Правда?
- Да! Конечно! – она словно испугалась, что ей не поверят. – И у тебя тоже длинные волосы!
- Не такие длинные, как у тебя. Но у нас одинаковый цвет.
- Наверное, - пожала плечами Тэль. – Тут я ничего не могу сказать. И у тебя очень нежная кожа. И мягкие руки.
- Мне очень лестно это слышать.
- Это действительно так! Правда-правда!
- Я знаю. И верю.
- Спасибо, - девушка счастливо рассмеялась и неожиданно обняла Талион. И ей очень понравилось это чувство прижавшегося теплого тело. Прежде чем сама осознала, она обняла девушку в ответ.
Так прошла зима, наступила весна и отмела прочь снег и холода, раскрашивая лес яркой зеленью и наполняя воздух благоуханием цветов.
Талион продолжала регулярно наведываться в лесную избушку. Она видела, что Тэль скучает по ней и с нетерпением ждет прихода. Но, к собственному удивлению, она тоже скучала, в каждый удобный момент срываясь сюда, к ней. А если обстоятельства складывались так, что она не могла приехать, то душа начинали терзать всевозможные страхи. Это же ужас, сколько всего может случиться с беззащитной девушкой, которая живет одна в лесу!
Тэль по-прежнему старалась не расспрашивать ее, лишь иногда проскальзывали вопросы:
- Ты же воительница, ведь так?
- Да, моя дорогая. Можно сказать и так.
- Ты живешь где-то рядом? Надеюсь, тебе не приходится слишком долго добираться от меня домой?
- О, об этом не волнуйся! Я очень быстро оказываюсь… дома.
- Я всегда так волнуюсь, ты уходишь очень поздно. А вдруг с тобой что-нибудь случится?
- Об этом точно никогда не беспокойся! Верь, со мной ничего не может случиться! Я больше боюсь за тебя.
- А что за меня бояться? Я ведь почти совсем из дома не выхожу, - немного грустно ответила девушка.
- Это не очень хорошо. Нам нужно гулять. Идем, там весна и тепло. Я буду с тобой, рядом.
Они вышли, и Талион заметила, что Тэль прекрасна в солнечных лучах и своем платье. Она принесла его для девушки, т.к. стало очень тепло. Талион держала ее за руку, тонкую и трепещущую. Тэль очень осторожно делала каждый шаг. Потом присела, чтобы потрогать траву. За ней последовали трава и деревья. Оказалось, что она замечательно различает их, безошибочно узнавая каждую травку. Все-таки она кое-что переняла от матери.
Когда она изучила всю округу, при этом ни на секунду не отпуская Талион, та сказала:
- Ну, наверное пришло время тебе познакомится с Эффроем.
- Кем?
- Мой конь, - улыбнулась Талион, подводя девушку к жеребцу. Тот жарко фыркнул и изучающее ткнулся мордой в волосы Тэль.
- Ой!
- Ну-ну, тише. Это друг.
Рука Тэль нашарила шелковистую гриву и погладила ее. Эффрой снова фыркнул. На этот раз довольно. На лице девушки читалось восхищение. Она продолжала исследовать коня своими чуткими руками. Но у Талион был другой план:
- Тэль, иди сюда.
Подтянув к себе девушку, она подхватила ее и усадила на коня, затем ловко вспрыгнула в седло сама, позади нее.
- Ой! – снова воскликнула Тэль.
- Не бойся. Я тебя держу, - рассмеялась Талион, обхватив девушку за талию. – Мы просто чуть-чуть покатаемся.
- Здорово!
Талион тронула поводья и Эффрой послушно тронулся с места, мягко переходя в галоп. Тэль весело смеялась. Они катались по лесу вокруг избушки. Им было хорошо и радостно. И в этой эйфории никто не заметил любопытных глаз, в страхе и удивлении наблюдающих за всадницами на странном коне, который скакал не приминая травы.
Теперь они гуляли почти каждый раз, хотя Талион настоятельно просила не выходить Тэль, когда ее нет рядом, безумно беспокоясь.
В одну из прогулок девушка попросила отвести ее туда, где Талион похоронила ее мать. Та выполнила эту просьбу, хоть и без особого желания. Но отказать просто не могла.
Тэль долго стояла над могилой, погруженная в молчании. Наконец, положила на нее букет полевых цветов и повернулась к Талион:
- Спасибо. Можешь отвести меня домой?
- Да, конечно. Как ты?
- Все нормально. Нет, правда! Мне нужно было просто… повидаться. Странно звучит, ведь правда?
- Нет, все хорошо. Все хорошо, девочка моя. Идем. Здесь совсем рядом.
В этот раз, когда Талион уходила, Тэль обняла ее. И они очень долго стояли так. Всадница не в силах была разомкнуть такое сладкое объятье. Она чувствовала, что девушка тоже не хочет ее отпускать, но не смеет сказать это вслух.
Уже вскочив в седло, Талион тщетно пыталась унять бешено бьющееся сердце.
- Проклятье! Что это со мной? Не может… не могу же я… Или все-таки могу?
Как же ее тянуло в эту избушку! Пусть даже она не смела признаться себе, почему. И она исправно приезжала туда почти каждый день.
И однажды свершилось то, что не могло не свершиться… Жаркие объятья и робкий поцелуй, и ночь… одна на двоих. Тэль… ее полночная красавица. Это светлое существо, полюбившее ее искренне и беззаветно, хотя не знала толком ничего.
Как не хотелось подниматься с этого немного нелепого ложа любви. Но долг зовет и зов его властен. Накинуть плащ, маску, и в путь.
На этот раз так тяжело… суровая битва. Много работы. Лишь день спустя, глубокой ночью. Обратно…
Очаг потушен… Но уже так поздно. Спешиться и тихонько отворить дверь. Но этот запах! Во имя всего сущего! Запах смерти… Дверь летит с петель. Один взгляд, и в комнате светло, как днем… И от того еще ужаснее.
Тэль… Вот она. У самой двери. Лежит. Глаза, это небесное серебро! Теперь такое холодное… безжизненное… И это ярко-алое пятно на платье, в центре которого, прям в центре груди, словно торжествуя, торчит рукоять ножа. Обычного крестьянского ножа.
Не нужно прикасаться, чтобы узнать, что Тэль мертва. Но Талион бросается на колени, обнимает уже холодное тело. Зло срывает с лица маску, отшвыривая ее в дальний угол. По щеке катиться одинокая слеза.
Голос, такой до боли знакомый:
- Ты… ты плачешь.
И бесплотное прикосновение к щеке. Слезинка того, кто не может плакать. Тэль поднимается, но ее тело остается на полу.
- Я… я вижу тебя!
- Да, теперь да, - так грустно и убито.
- Но… но почему ты плачешь? И… это я? На полу?
- Да.
- Но почему? Нет, я поняла! – полупрозрачная фигура закрывает лицо. – Люди… они пришли… они кричали «ведьма!». Ножь… Я… я умерла, ведь так?
- Да.
- Но я теперь не слепая.
- Нет. Души освобождены от недостатков тела.
- Души… но ты видишь меня?
- Конечно, - грустная усмешка.
- Почему? Я стала привидением?
- Нет. Я всегда вижу души. Это моя работа.
- Как это?
Тэль окидывает взглядом черный плащ, валяющуюся маску и оружие… Коса. Догадка вспыхивает, заставляя закрыть ладонью рот.
- Ты… смерть?
- Да.
- Значит… все это время…
- За тобой ухаживала Смерть.
- А я все гадала, как у тебя выходит управляться с делами в одно мгновенье.
- Я думала, что ты не замечаешь…
- Просто не говорила об этом. Зачем? Я так ждала каждого твоего прихода.
- Я тоже…
- И… что теперь? Мы сможем всегда быть вместе?
- Нет, - плечи Талион поникли. – Я лишь смерть. Я забираю души, провожаю. А дальше… Дальше страна мертвых. У каждой души свой удел. Возможно, ты возродишься вновь. Ты больше не будешь слепой.
- Не буду слепой… В новой жизни… Нет-нет! Я не хочу! Мне не нужно зрение, не нужна жизнь! Я хочу быть с тобой!
Душа Тэль кинулась на шею Талион, плача. Плачущая душа… Плачущая по смерти. Такого никогда не было. И это…
- Прошу, позволь мне остаться! Я… я люблю тебя.
- А Смерть тебя… - тихо, почти шепотом. – Но это ничего не изменит. Я – смерть.
- Мне все равно. Ты единственная, кто отнеслась ко мне по человечески. Я хочу быть с тобой. Навсегда! Неужели нет никакой возможности?
Талион чуть отстранилась и заговорила глухо, не глядя на девушку:
- Существует древний ритуал. Душу можно превратить, вырвать из круга жизни. Но тогда эта душа никогда не сможет возродиться и не сможет быть человеком в мире смертных. Сможет обретать истинный облик лишь в небесных чертогах.
- Но бы будем вместе?
- Да.
- Всегда?
- Да.
- Хорошо. Я согласна.
- Ты не понимаешь, о чем просишь! Вечность слишком долгий срок.
- Мне все равно! – упрямо повторила Тэль. – Я готова на все, лишь бы быть с тобой!
У Талион не было ни сил, ни желания отговаривать. Она сдалась и сказала, поднимая Косу:
- Что ж, хорошо. Закрой глаза.
Легкое, почти любовное, прикосновение лезвия Косы и нарастающий шепот заклинания. Серебристый вихрь, охватывающий душу, сжимающий ее. Сильнее, быстрее, и… тишина. На полу остался ворон с серебристыми глазами. Каркнул, взмахнул крыльями и уселся на плечо Талион.
- Как ты?
В ответ карканье, для нее превращающееся в человеческую речь:
- Хорошо. Даже здорово!
- Как поступим с твоим телом и домом?
- Все равно. Сожги здесь все!
- Как скажешь.
Смерть вышла из дома с вороном на плече, и в тот же миг он вспыхнул, словно факел. Смерть вскочила в седло Эффроя, и тронула поводья. Понятливый конь взвился на дыбы и рванул с места в карьер. Почти сразу его копыта оторвались от земли. Расправились крылья. Черный конь взвился в небо, исчезнув за облаками.
А вот и небесные чертоги. Чертоги Смерти. Место, куда смертным путь заказан. Ослепительный дворец из рубиново-черного кристалла. Стрельчатые окна, легкие башни.
Талион с вороном на плече вошла в зал, и ворон тотчас превращается в девушку. Тэль. Теперь на ней ниспадающее черное с серебром платье, чем-то похожее на крылья ворона. Она с любопытством осматривает зал. Именно осматривает. И почти робкий голос:
- Это… твой дом?
- Теперь наш, - Смерть привлекает ту, кто стала отныне ее вечной спутницей.
Но она ничего не забыла. Подговорить оставшихся трех всадников нанести визит в одну деревню – очень просто. Даже Смерть может быть мстительна.
И отныне ворон – вторые глаза Смерти. Высматривает заблудшие души, чтобы можно было проводить их в царство мертвых.
The Raven
Рассказ придумался вчера на вечере во время одной песни. Идея не покидала меня, так что сегодня весь день писала. Что выросло - то выросло.
The Raven
The Raven