Рассказ написался просто под впечатлением от одной сцены... просто захотелось жесткоча, так сказать...
Пес
Все решится потом, для одних он никто,
Для меня - господин.
Я стою в темноте, для одних я - как тень,
Для других - невидим.
Пикник: Я невидим
Раздается жуткий скрип и полоска света плетью бьет по глазам. Трое мужчин: высокие, крепко сбитые варвары входят в древнее капище. Паренек, совсем еще ребенок, пытается укрытся от них за алтарем, на который его кинули где-то час назад. Но попытки тщетны. Старший из мужчин хватает его за вихры, притягивает к себе и резко дергает, заставляя наклонить голову.
Над мальчиком склоняется еще одна голова. Женщина в жреческом облачении, вошедшая последней. На миг замерев в удивлении, она роняет:
- О, боги!
Старший мужчина довольно усмехается:
- На этот раз получилось, не так ли жрица? Он отмечен знаком!
- Но каким! – всплеснула руками женщина. – Это знак самой смерти!
Она обвила контуры руны, светившейся на затылке мальчика, стараясь даже ненароком не прикоснуться к его коже.
- Разве это не значит, что он наилучшим образом подходит для обращения?
- Да, но…
- Этот щенок станет грозным оружием… после. Главное, правильно выдрессировать, - продолжал ухмыляться царь. – Дай мне ошейник, жрица.
- Лучше убей его сразу, - посоветовала та, все же протягивая серебреный обруч, украшенный резными рунами и с замысловатой застежкой.
- И лишится оружия такой силой? Ты ополоумела, жрица! Помнишь, что вышло в последний раз?
Женщина лишь покачала головой, но мужчины уже не смотрели на нее. Царь дал знак одному из своих сопровождающих и тот ловко схватил паренька за плечи, лишая его возможности дернуться. А сам царь в это время защелкнул ошейник на шее мальчика со словами:
- Теперь ты мой верный пес. Запомни это!
Паренек попытался отшатнутся, но тут же получил оплеуху и напутствие:
- Советую оставить своеволие.
Потом была дорога с гор в долину. Уже знакомая. День назад мальчишку привезли по ней в капище вместе с еще дюжиной детей. Теперь он возвращался. Один. Не смотря на юный возраст, он понимал, что к прошлой жизни возврата не будет, и вряд ли когда ему доведется увидеть мать. Его попросту продали в число «царских детей». Для служения. Не раб и не свободный.
Мальчика привезли в царские чертоги и стали звать Щеном, словно подчеркивая его незначительность. Но обращались с ним как-то странно. Царь ежедневно справлялся о нем, а зачастую и таскал вместе с собой, но это было что угодно, но не забота. Стоило Щену забыться, как он тотчас получал оплеуху, пинок или зуботычину. За ослушание или поступки, которые царь считал неподобающими, следовали и более суровые наказания. Но после них о мальчике всегда заботились, чтобы не приведи боги не помер. Кормили сытно, заставляли заниматься, но относились как к вещи. Это ставило Щена в тупик, он просто не понимал, что от него хотят.
Его ломали, но не давали сломаться окончательно. К четырнадцати годам Щен научился полностью скрывать свои чувства и ненавидеть. Он ненавидел царя и боялся до судорог, одновременно восхищаясь его силой и испытывая что-то вроде странной преданности. И в самом деле по-собачьи. Просто никто кроме царя с ним не разговаривал. Щена предпочитали не замечать. Но именно в четырнадцать произошел переломный момент.
В тот день Щена жестоко наказали. Он позволил себе отвлечься на тренировке на наблюдавших за ним дочерей царя и из-за этого опоздал с парированием удара. Учебный меч вылетел из рук. Царь лишь презрительно сплюнул и что-то сказал своим воинам. Минуту спустя на плечи парня опустился первый удар палки. Его избивали жестоко и методично.
Когда стих град ударов – Щен даже не заметил. Весь мир стал для него сплошной пылающей болью, пульсирующей, раздирающей каждую клеточку тела. Стоит ли говорить, что он не смог подняться? Даже когда царь приказал. А что значит пинок, когда и так все тело – одна сплошная боль?
Царь соизволил подойти к своему псу и удостовериться в серьезности повреждений. Только тогда он велел одному из карателей:
- Позови Эрна.
Эрн… царский врачеватель. Щену уже приходилось с ним сталкиваться, но очень ненадолго. Парень даже не помнил, как тот выглядит. Дело в том, что целитель постоянно был закутан в длиннополую одежду с капюшоном, скрывающим почти все лицо, но не из-за таинственности, а словно не желая видеть творящееся в этом мире.
Боль поглощала все существо Щена, но он все еще находился на грани сознания, поэтому услышал тихий, вкрадчивый голос над собой:
- У него очень серьезные повреждения.
- Поэтому и позвали тебя, - рыкнул царь. – Вылечи его.
- Можно было выбрать для наказания что-то более щадящее. Твои вояки, царь, ему ребра переломали.
- Мои методы – не твоя забота. Не забывай свое место, - холодно проговорил мужчина. Но, как ни странно, ярости не было. Любой другой его подданный жестоко поплатился бы за такие слова.
- Однажды ты можешь его просто убить, и все будет зря.
- Ты вылечишь его?
- Да. Но это займет время. Ему остаться у меня на несколько дней.
- Делай что хочешь, но он должен быть здоров.
- Хорошо, мой царь.
Потом Щен почувствовал, что кто-то берет его на руки. Не рывком, как обычно, чтобы в следующий миг перекинуть через седло или оттащить, а осторожно, почти нежно. Это было так… странно. А потом милосердное сознание покинуло мальчика.
Больно, как больно! Стоит лишь пошевелиться, как она кипятком разливается по телу. Тупая, ноющая. Щен открывает опухшие глаза и видит над собой низкий сводчатый потолок. Он пытается повернуть голову, и тут его лба касается ладонь. Удивительно тонкая и прохладная. На краткий миг, пока сознание не вернулось полностью, Щен успевает подумать, что, может быть, это мать. Иллюзию разрушает вкрадчивый, но несомненно мужской голос:
- Очнулся?
Парень вздрагивает почти испуганно, пытается вскочить, но со стоном вынужден рухнуть обратно. Утихающая было боль полыхнула с новой силой.
- Ш-ш, осторожнее мальчик. Тебе сейчас лучше лежать и не двигаться.
Врачеватель снова склоняется над ним, и лба касается влажная прохладная ткань. Это заставляет понять, что в горле все пересохло от жажды. Просьба уже готова сорваться с губ, но Эрн упреждает ее. Подносит к разбитым губам кружку с водой и помогает сделать несколько глотков, говоря при этом:
- Правильно, пей. Тебе нужно пить. А вот от еды лучше воздержаться, - какая еда! Если при одной мысли о ней Щена сразу же мутило. – И даже не пытайся встать. У тебя сломано три ребра. Будешь дергаться – можешь умереть, - как-то устало объяснял врачеватель, изучая лицо подопечного. Тот лишь отвернулся, пробормотав:
- Какая разница.
- Это ты сейчас так говоришь, - ответил врачеватель снова смачивая ткань.
Водрузив ее обратно на лоб парня, Эрн отошел к столу в глубине комнаты. По дороге как-то машинально поднял руку и откинул капюшон. Тотчас по плечам разметались длинные каштановые волосы, а чуть позже Щен увидел и лицо врачевателя, что удавалось немногим. Эрн оказался неожиданно молодым. Лет 25, не больше. Тонкое лицо, изящная шея. Он совсем не походил на здешних мужчин – суровых воинов. И в то же время у него почему-то были такие знакомые серые глаза… Только Щен сейчас не мог вспомнить, почему они такие знакомые. К тому же боль снова полыхнула по ребрам.
Пока парень старался справиться с ней, Эрн вернулся к кровати с каким-то горшочком. Зачерпнув из него вязкую массу, врачеватель принялся наносить ее на грудь, а потом и по всему телу Щена, проговорив:
- Это, конечно, не излечит переломов, но поможет от ушибов. И что тебя так удивило?
- Ваше… лицо.
- А что с ним ни так?
- Вы… молоды, - скривившись от боли, так как тонкая рука прошлась по очередному ушибу.
- Так уж вышло, - пожал плечами Эрн. – Как некоторые не старались, воина из меня не вышло. Пришлось избрать другое ремесло. А теперь выпей вот это и спать. Сон – лучшее лекарство.
Щен хотел еще что-то спросить, но стоило ему сделать последний глоток из деревянной кружки, как веки сами смежились, затягивая парня в сон.
Дни, проведенные в комнатах Эрна, казались Щену самыми странными в его такой короткой еще жизни. Впервые о нем кто-то заботился, беспокоился о нем. И дело было не только в боязни вызвать гнев царя. Впервые Щен ощущал тепло. Эрн ни разу не прикрикнул на него, даже голоса не повысил, и не старался показать свое превосходство. Кажется, врачеватель жалел его.
Но ребра срослись, а ушибы и синяки прошли. В один из дней пришел царь и забрал Щена с собой. Его жизнь вернулась в прежнее русло, в круговорот суровых «воспитательных мер», направленных на то, чтобы воспитать верного пса, действующего только по команде хозяина, а не по собственному разумению. И все-таки человек – не животное, он не может не думать. В Щене поселилось чувство какой-то неправильности. Хотя царь старался всячески выбить эту «дурь» из парня.
Когда «дрессировка» выходила за рамки, Щен снова попадал на попечение к Эрну, хоть это и случалось нечасто – раза три в год. В такие моменты, как бы ему не было плохо, парень старался не терять сознания, хотя и тщательно симулируя оное. Ведь именно тогда можно было урвать крупицы информации о себе самом, о том, что происходит.
Вот и в этот раз в глазах темнело, а в ушах звенело от боли, но Щен, стиснув зубы, слушал тихий разговор царя с Эрном.
- Позаботься о нем, - велел царь.
- Как всегда, - вздохнул врачеватель. – Но зачем нужно доводить до такого?
- Чтоб наука впрок пошла, - усмехнулся царь. – Чтоб знал свое место.
- Он взрослеет, скоро станет мужчиной.
- Я это знаю получше тебя. Странно, как ты это замечаешь, - с презрением.
Эрн лишь покачал головой, потом проговорил:
- Он становится мужчиной, у него появляются определенные потребности и чувства. Он же в глотку тебе вцепится!
- Не посмеет, но злее будет. А с желаньями я разберусь.
- Ты его сломаешь. Сломаешь так, что я уже не соберу.
- Не твое дело. Не забывайся! – в голосе царя уже закипал гнев. И уже самодовольно, - Ты ведь тоже ненавидишь меня, Эрн. Но ты служишь мне, служишь верно.
- Я не могу иначе.
- Я знаю. И он не сможет.
Довольно хохотнув, царь вышел, хлопнув дверью. Он не видел, как Эрн сокрушенно покачал головой. Потом врачеватель задвинул засов и вернулся к подопечному. Склонившись над парнем, он заметил:
- Так ты все слышал, - просто констатация факта. – Может, оно и к лучшему.
Спросить почему Щен не успел. Эрн что-то сделал, и он уснул. А, возможно, просто устал сражаться с болью и упал в обморок.
Проснувшись, Щен уже чувствовал себя лучше. Во всяком случае мог худо-бедно двигаться. В комнатах врачевателя сложно было определить время суток – единственное окно всегда занавешено тяжелым гобеленом. Но Эрн уже встал, а значит, время позднее, так как врачеватель не был ранней пташкой.
Стоило Щену сделать попытку встать, как на плечо легла тонкая, но удивительно сильная ладонь, и уже такой знакомый вкрадчивый голос проговорил:
- Не стоит. Полежи хотя бы сегодня.
- Что мне сломали на этот раз? – почти безразлично.
- Ничего, но ты дважды кашлял кровью.
- Не помню.
- Не страшно. Но сегодня лучше полежать. И будешь пить отвар каждый переворот песочных часов. А к утру займемся твоими ушибами.
- Да… - Щена почти всю его сознательную жизнь учили переносить боль, но порой она была настолько сильной, что не просто лишала способности мыслить. Даже дышать и то становилось трудно.
Он уже почти провалился в сон, когда Эрн мимолетной лаской коснулся его щеки и едва слышно проговорил:
- Бедный мальчик.
И Щену стало так хорошо… но одновременно защемило сердце от какой-то неясной тоски. Никто, кроме Эрна, никогда его не жалел.
На этот раз Щен провел у врачевателя больше недели. Порой парню казалось, что Эрн старается держать его у себя как можно дольше, и эта мысль почему-то успокаивала. Как-то там само собой получилось, что они стали подолгу беседовать. Эрн не просто лечил его, но и рассказывал чем и почему, справедливо полагая, что это может пригодиться в будущем.
Врачеватель медленно завоевывал доверие юноши, так что однажды он все-таки решился спросить:
- Зачем все это? Я непонятно кто при дворе. Не раб и не свободный. Непонятно что, животное на потеху.
- Нет, не совсем, - покачал головой Эрн, меняя повязку. – Ты – царский Пес, должен им стать.
- Почему?
- Жрица судьбы сказала, что ты отмечен, что можешь стать царским Псом, вот он тебя и взял…
- Но что это значит? Как им стать?
- Царский Пес – это его главное орудие, верный страж и слуга. А как им стать… я не могу сказать, - Эрн отвел взгляд, и Щену показалось, что тот не может вовсе не оттого, что не знает.
- Значит, сейчас у царя нет Пса? А раньше были?
- Да.
- И что с ними стало?
- По-разному, - уклончиво ответил врачеватель. – Понимаешь, есть вещи, о которых лучше не говорить, так как на это наложен запрет.
- Понятно. Но… это тяжело, - вздохнул Щен, стараясь не замечать неприятных ощущений от манипуляций Эрна.
- Я знаю, поверь мне, я знаю, - с каким-то особым пониманием отозвался врачеватель, и их взгляды встретились. На какое-то время парню показалось, что он просто тонет в этих серых глазах. Эрн опомнился первым. Мотнул головой, проговорив, - Извини.
Щен так и не понял, за что тот извиняется, но спрашивать не решился. Он потом еще пытался завести разговор на эту тему, но как-то не получалось, хотя парень не мог утверждать, что Эрн как-то уклонялся от разговора или насторожился. Врачеватель по-прежнему относился к Щену очень доброжелательно, как никто в замке.
Именно Эрн помог хоть что-то понять, разобраться в своей судьбе, почему его так старательно учат воинскому искусству. Но только на этом дело не остановилось.
Щену едва минуло пятнадцать, когда его научили убивать. Он ощутил, каково это, когда меч вспарывает грудную клетку, кровь хлещет фонтаном, а живой человек становиться лишь трупом. Первая кровь. Щен далеко не сразу осознал, что это значит. Осознав, едва не пришел в ужас. Но когда против парня снова выставили поединщика, и царь приказал «Убей!», Щен подчинился.
Царь, опытный воин, тщательно раззадоривал жажду крови у своего питомца. И Щен вошел во вкус, еще как. Он и раньше не придавал жизни особой ценности, а уж теперь и подавно. Убивал легко, непринужденно, ничего не чувствуя при этом и не делая особой разницы между теми, кого лишает жизни. Убивал быстро или долго – как приказывали. В бою, где он неотступно сопровождал царя, или в поединке, или по приказу.
Щен стал силен, безжалостен и беспощаден, но все еще боялся царя и покорялся ему. Служил. Возможно, в парня, как в собаку, вбили преданность и осознание того, что он в полной власти царя. Сам Щен предпочитал не задумываться об этом.
Новый виток «испытания» не означал, что Щен перестал попадать к врачевателю. Эрн лечил раны, полученные в боях и схватках и очередные последствия «наказаний». Последних стало меньше с некоторых пор, но они приобрели большую жестокость. Словно каждый раз царь старался вдолбить, кто тут хозяин.
А Эрн раз за разом выхаживал Щена, словно для врачевателя не было безнадежных случаев. И не просто выхаживал, но и разговаривал, утешал по возможности. Наверное, он был единственным, кто осмеливался обнять Щена и крепко держать, успокаивая, если того били судороги или лихорадка. И эти прикосновения рождали в парне щемящую тоску, но ни за какие сокровища мира он бы не отказался от них.
Иногда Щену казалось, что за всем этим скрывается нечто большее, но не понимал, что именно. И почему после того, как он в очередной раз выздоравливал и возвращался к «обязанностям» царь непременно приводил ему женщину для утех. Каждый раз с тех пор, как Щену исполнилось шестнадцать. И он брал их, зачастую силой, исполняя приказание и испытывая странные чувства.
Парень, не зная другого обращения, не понимал, что постепенно у него что-то умирает внутри.
Прошло двенадцать лет с тех пор, как царь забрал Щена. Парню теперь было слегка за двадцать. Солидный возраст, и выглядел он так, что мало у кого повернулся бы язык назвать парнем. Суровый воин с убийственным холодом в глазах, всюду сопровождающий царя.
Вот и сейчас они бок о бок ехали по извилистой горной дороге. Щен не спрашивал – куда. Его это не касалось. На битву или с дружеским визитом – ему все равно. Как прикажут – так и будет.
Оказалось, к древнему капищу. Когда Щен увидел вырубленный в скале храм, то шевельнулась тень узнавания. Неужели он был здесь когда-то? Стоило переступить порог, и он вспомнил – когда. Именно здесь произошел поворот его судьбы. Щена аж передернуло, но он приложил все силы, чтобы сохранить бесстрастное выражение лица.
Жрица появилась словно из неоткуда. Щен тогда не очень ее запомнил, но, вроде, она не очень изменилась. Кажется, она не испытывала особого восторга по поводу визитеров. Лишь кивнула царю, проговорив:
- Ты снова в нашей обители, Каледон.
- Да. И ты знаешь, зачем, жрица.
- Отмеченный выжил? – кажется, женщина удивлена, хоть лицо ничего не выдавало, больше походя на маску, чем что-то живое.
- Да. Теперь дело за тобой. Сделай, что должно.
- Покажи мне метку.
Лишь взгляд царя, и Щен покорно опустился на колени, склонив голову. Царь собственноручно снял ошейник.
Жрица подошла ближе и провела над затылком парня раскрытой ладонью. Легкое мерцание, и женщина в ужасе отшатнулась.
- Что ты увидела там? – потребовал ответа царь.
- Смерть.
- Тем лучше. Значит, будет отвечать своему предназначению.
- Глупец! Ты не понимаешь, что за этим может скрываться!
- Тебе не испугать меня детскими сказками. Соверши обряд, женщина!
- Нет, я не возьму ЭТО на себя! – почти с ужасом ответила жрица.
- Ты должна! Ты связана обетом! – было видно, что царь в ярости и едва сдерживается, чтобы не схватить строптивую жрицу за горло.
- Не тебе напоминать мне о моих обетах, Каледон. Я не возьму это на свою душу. Не хочешь внять предупреждению – твое дело. Хочешь совершить обряд и заполучить Пса – что ж, вперед. Я тебе для этого не нужна. Тот, предыдущий, сможет все сделать сам.
- Клянешься?
- Да. А теперь, прошу, покинь мою обитель.
- Что ж, хорошо. Так даже лучше.
- И все же, на твоем месте я бы трижды подумала…
Царь лишь отмахнулся, застегнув ошейник на Щене и веля тому следовать за собой.
Жрица лишь покачала головой. Гордец считает, что способен своей силой и жестокостью приручить смерть. Но ручной смерти не бывает.
Всю обратную дорогу до замка царь был по обычному мрачен. Щен то и дело ловил на себе его тяжелый, изучающий взгляд. А первым же вечером по возвращении, царь уединился с Щеном в своих покоях, выставив всех и приказав немедленно позвать врачевателя.
Эрн явился в своих обычных длиннополых одеждах с капюшоном, скрывающим лицом. Поклонился царю и замер в ожидании. Тот жестом велел подойти ближе, проговорив:
- Можешь снять с лица эту тряпку. Здесь нет лишних глаз и ни к чему эта таинственность.
Врачеватель покорно откинул капюшон, а Щен подумал, неужели тот скрывал лицо по приказу царя? Но его мысли оборвал приказ:
- Щен, сними с себя доспехи и одежду.
Кажется, руки взметнулись к креплениям еще до того, как разум уяснил приказ. Эту науку в него вбили крепко – выполнять приказ царя с полуслова, каким бы он ни был.
- Что скажешь, Эрн? – поинтересовался царь, указывая на парня. – Как он тебе? Нравится, каким он стал?
- Не могу предположить, при чем здесь мое мнение. К тому же я не раз имел возможность изучить его, когда лечил от травм и ран.
- Только ли лечил? – хохотнул царь. Кажется, гневный взгляд врачевателя развеселил его еще больше, так как он продолжил, - Ну-ну, неча в меня молнии взглядом метать. Или думаешь, что я ничего не знаю?
Щен еще никогда не видел такого холодного, мертвого выражения на лице Эрна, но царя оно, похоже, не удивило и, что еще удивительнее, не разозлило. Хотя вряд ли кому другому он бы спустил подобное с рук.
- Но, может, это все и к лучшему, - рассуждал царь. – Ты ведь знаешь, что я ездил в храм. Догадываешься, зачем?
Эрн метнул быстрый взгляд на Щена, потом снова на царя и коротко кивнул.
- Я рассчитывал на действия, но получил лишь слова. Так вот. Ты должен будешь провести обряд над Щеном.
- Нет! – воскликнул врачеватель, отшатнувшись. Ошеломление и ужас плескались в его глазах.
- Да! Таков мой приказ!
- Нет! Нет. Достаточно того, что я…
Слова были остановлены звонкой пощечиной. Рука у царя была тяжелой, и Щен испугался, что он просто челюсть сломает такому хрупкому на вид Эрну, но тот лишь пошатнулся.
- Неблагодарная тварь! – вот теперь царь был в ярости. – Ты забыл о своем долге? Забыл о моем снисхождении? Ты должен совершить обряд! И все, что потребуется… Ты сделаешь это?
- Да, - вымученно. Словно что-то сломалось в Эрне.
- Хорошо. Тогда забирай его.
- Но это не сразу делается.
- Знаю.
- Мне потребуется месяц.
- Пусть так, - кивнул царь, и уже Щену, - Все это время Эрн распоряжается тобой. Ступайте.
Парень быстро накинул одежду, Эрн снова спрятал лицо под капюшоном, и они вышли. До самых покоев врачевателя оба хранили молчание. Вошли, Эрн закрыл дверь и как-то устало прислонился к ней. Щен так и застыл посередине комнаты, не сводя с него глаз. Но врачеватель не стремился начать разговор. Молчание становилось все тягостнее, пока парень не спросил:
- И что теперь?
Эрн устало потер лицо и, кажется, даже не заметил, что капюшон сполз с головы, потом он внимательно посмотрел на Щена и сказал:
- Ты устал с дороги. Я велю принести еды. И еще тебе не помешает вымыться.
- Зачем еще? – как и всякий варвар, Щен недолюбливал водные процедуры.
- Затем, что походная жизнь накладывает свой отпечаток, и отнюдь не благоуханный.
С этими словами Эрн проводил Щена в одну из соседних комнаток, где стаяла не маленькая бадья, заполненная водой почти до краев. Вода была теплой, почти горячей. «И когда успел?» - подумал парень, в то время, когда врачеватель едва ли не насильно заставил его разоблачиться и приступить к водным процедурам.
Через час вымытый и переодетый Щен уплетал ужин, то и дело бросая на врачевателя подозрительные взгляды. Тот сидел напротив и, казалось, погрузился в размышления. Опять Щену выпало нарушить молчание. В обычных обстоятельствах он бы промолчал, но с Эрном не хотелось, поэтому спросил:
- Почему ты не ешь?
- А? – врачеватель словно только сейчас вспомнил о его присутствии. – Я это не ем, так что все тебе.
И снова грустный вздох. Щен все пытался отгадать, чем же царь так сильно огорчил Эрна, что тот должен сделать.
До конца нехитрого ужина ни один, ни другой не стремились возобновить беседу. Щен ощущал все большее и большее напряжение. Поэтому он даже вздрогнул, когда врачеватель коснулся его плеча.
- Ш-ш, - улыбнулся Эрн. – Вот уж не думал, что могу тебя так испугать.
- Я не…
- Знаю. Уже очень поздно. Тебе лучше пойти отдохнуть. Где кровать ты знаешь.
- Я каждый раз выселяю тебя из собственной постели. Но в этот раз со мной все хорошо, я могу и на полу лечь, - голос Щена звучал напряженно, в голове все еще крутились слова царя.
- О, не беспокойся. Мне еще нужно приготовить пару мазей, к тому же в моей рабочей комнате есть еще одна… кровать.
Эрн уже развернулся, чтобы выйти, но, внезапно решившись, Щен остановил его, поймав за руку и спросив:
- Что царь велел тебе сделать со мной? Наказать?
- Нет, здесь другое, - отвел взгляд врачеватель.
- Чем бы это ни было, прошу, лучше сделай это сейчас. Пытка ожиданием…
- О, я и не думал тебя пытать! – развернувшись, Эрн ласково провел рукой по щеке парня. – Просто это не легко и для меня тоже. Если бы я мог все сразу тебе рассказать… Но, наверное, ты прав. Лучше не оттягивать неизбежное.
- Что мне делать? – с неотвратимой обреченностью.
- Пока лишь поклясться кровью, что никто и никогда не узнает того, что ты узнаешь, услышишь и станешь свидетелем за этот месяц.
- Клянусь. Клянусь кровью.
Эрн кивнул и коснулся груди Щена, тот почти сразу почувствовал странное тепло в месте прикосновения, а врачеватель сказал:
- Это не просто слова. Нарушишь клятву – и сама кровь обратиться против тебя.
Щен серьезно кивнул и выжидающе посмотрел на Эрна, который снова улыбнулся, проговорив:
- А теперь все-таки иди, ложись.
- А как же обряд?
- Ты что думаешь, я сейчас буду чертить пентаграмму на полу и творить колдовство? – потупившийся взгляд говорил, что так оно и есть. – Извини, но ничего такого не будет.
С этими словами Эрн затушил единственный факел, и комната погрузилась в полумрак. Лишь тлеющие угли в очаге отбрасывали на стены причудливые тени.
Отступая к кровати, Щен услышал шорох одежды и с трудом различил, что Эрн сбросил свою хламиду. Сбросил и аккуратно повесил на стул. Кажется, врачеватель замечательно видит в темноте.
Вглядываясь в темноту, Щен сделал еще один шаг и споткнулся об кровать. Эрн тихо рассмеялся и как-то уж очень быстро оказался рядом, проговорив:
- Осторожнее. Садись лучше, пока сам себе не навредил. А вот рубаху лучше сними – испачкаешь еще.
Последняя фраза привела Щена в полное недоумение, поэтому он никак не прореагировал, когда тонкие, но уверенные руки нырнули под грубоватую ткань и ловко стянули через голову. И лишь оставшись голым по пояс, парень спросил:
- Зачем?
- Я же уже сказал, - улыбнулся Эрн.
- И… что дальше?
- Ш-ш, - Щен ощутил ласковое прикосновение к щеке. – Не волнуйся так. Это почти не больно. Тебе будет очень хорошо. Расслабься. Не думай ни о чем.
Щен с радостью поддался на уговоры, а ведь хотел еще что-то спросить. Но этот голос, эти касания завораживали его. Вроде суровый воин, а здесь чувствовал себя совсем ребенком. Правда сейчас не хотелось об этом думать, хотелось лишь, чтобы это прикосновение не прерывалось. Кажется, он даже подался вперед вслед за этой ласковой рукой, чем вызвал смех Эрна, но не обидный, а какой-то… понимающий что ли.
- Хорошо. Все правильно, - шептал врачеватель прямо на ухо парню.
Губы Эрна скользнули по ушной раковине, скуле, спускаясь все ниже и ниже. Никто и никогда не касался Щена… так. Наверное, это неправильно, так не должно быть, и в то же время парень готов был умолять, лишь бы это не прекращалось. Что-то из самого сердца стремилось прямо к этим губам.
В какой-то момент реальность просто перестала существовать, взорвавшись ослепительными красками, затягивая в сладкую негу, даруя наслаждение. На фоне этого легкий укол оказался совершенно незаметным. Кажется, из Щена что-то вытягивали, словно пили, но чем больше выпивали, тем больше прибывало.
Разве так важно, что сердце бьется все медленнее и медленнее? Что ему не хватает сил разогнать по венам кровь, которой осталось так мало? Ведь так хорошо…
Погруженный в грезы, Щен не сразу понял, что ему пытаются что-то влить в рот. Закашлялся. Распробовал. И тотчас приник к этому чудесному источнику, стараясь втянуть в себя как можно больше. И не важно, что он пьет и зачем. Жидкость походила на загустевший свет.
Сколько это продолжалось? Сложно сказать. Но вдруг свет обратился огнем. Все тело Щена скрутило судорогой боли, которая проникала в каждую частичку тела и жгла, жгла. Казалось, что сейчас он не выдержит, все кончится, этот огонь погубит, когда жар схлынул, даруя странную легкость.
Первое, что понял Щен, придя в себя, так это то, что он слышит буквально все, что происходит вокруг: как шуршит мышь под кроватью, как переругивается кухарка с помощницами двумя этажами ниже, как сонно всхрапывают лошади в конюшне, а главное – размеренный стук сердца совсем рядом. Такой притягивающий, завораживающий звук!
Парень потянулся к нему всем своим существом и открыл глаза, а потом и вовсе распахнул их в ошеломлении. Ведь в комнате было темно, это он четко помнил, да и сейчас света не прибавилось – не откуда, и, тем не менее, Щен все видел едва ли не яснее чем днем. Он и не думал, что у ночи столько оттенков, кажется, можно разглядеть любую деталь. Вот, например, видны все детали, все грани кольца на руке, что так бережно обнимает его. Щен проследил взглядом по этой руке, плечу, шее, разметавшимся каштановым кудрям, пока не встретился с чуть насмешливыми серыми глазами. Эрн. Парень еще никогда не видел его таким. Щен только сейчас осознал, насколько тот молод – ведь выглядит не старше его самого, а то и младше, но при этом во врачевателе ощущается какая-то мудрость, даже тайное знание. И это стук его сердца так заворожил Щена.
Не меньше минуты длилась эта пикировка взглядами, пока парень не решился спросить:
- Что со мной стало?
- Ты изменился. Теперь можешь в полной мере считать себя царским Псом.
- Как это? Ты провел обряд?
- Можно и так сказать.
- Хм…
Щен задумчиво провел рукой по подбородку и только сейчас ощутил, что тот в чем-то вымазан. Рассмотрев бурые пятна на пальцах, парень воскликнул:
- Кровь? Ты напоил меня кровью?
- Так было нужно.
- Но откуда она?
Вместо ответа Эрн протянул ему свое тонкое запястье. Его пересекал длинный розовый шрам.
- Я… пил твою кровь? Но зачем?
- Она изменила тебя. Без этого бы ничего не вышло. Теперь ты ночной Пес. Твои сила, зрение, слух, обоняние многократно увеличились. Твоя плоть отныне почти неуязвима и не постареет ни на день
- Но ведь это… это не просто так?
- Нет. Тебе следует опасаться солнечного света, не лезть в огонь. Отсечение головы все же может тебя убить.
- И это все сделала твоя кровь? – в неверии спросил Щен, разглядывая собственные руки.
- Да.
- Значит ты…
- Я такой же, - кивок и взгляд, но за ними, безусловно, скрывается гораздо большее. Щен понимает это, хотя раньше вряд ли бы уловил. Одновременно его пронзает еще одна догадка:
- Получается, что ты был…
- Да. Я прошел посвящение Ночного Пса, - кивнул Эрн, кажется, машинально проведя рукой по шее парня. Там, где все еще виднелись две аккуратные точки – следы от клыков.
- Но зачем тогда я? – голос Щена вновь упал до шепота. Почему-то захотелось теснее прижаться к Эрну, отгородиться от всех и вся.
- Царь так и не дождался пробуждения во мне того, чего хотел, поэтому решился нарушить обычаи и провести обряд еще раз, - голос врачевателя звучал глухо, видимо, ему не нравилась эта тема. – Выбор пал на тебя.
- Почему?
Рука Эрна скользнула дальше, под голову парня, легла на затылок, а врачеватель продолжил:
- Вот здесь жрица нашла знак, говорящий, что ты избран для этого.
- И… что дальше?