Рассказ написался просто под впечатлением от одной сцены... просто захотелось жесткоча, так сказать...
Пес
Все решится потом, для одних он никто,
Для меня - господин.
Я стою в темноте, для одних я - как тень,
Для других - невидим.
Пикник: Я невидим
Раздается жуткий скрип и полоска света плетью бьет по глазам. Трое мужчин: высокие, крепко сбитые варвары входят в древнее капище. Паренек, совсем еще ребенок, пытается укрытся от них за алтарем, на который его кинули где-то час назад. Но попытки тщетны. Старший из мужчин хватает его за вихры, притягивает к себе и резко дергает, заставляя наклонить голову.
Над мальчиком склоняется еще одна голова. Женщина в жреческом облачении, вошедшая последней. На миг замерев в удивлении, она роняет:
- О, боги!
Старший мужчина довольно усмехается:
- На этот раз получилось, не так ли жрица? Он отмечен знаком!
- Но каким! – всплеснула руками женщина. – Это знак самой смерти!
Она обвила контуры руны, светившейся на затылке мальчика, стараясь даже ненароком не прикоснуться к его коже.
- Разве это не значит, что он наилучшим образом подходит для обращения?
- Да, но…
- Этот щенок станет грозным оружием… после. Главное, правильно выдрессировать, - продолжал ухмыляться царь. – Дай мне ошейник, жрица.
- Лучше убей его сразу, - посоветовала та, все же протягивая серебреный обруч, украшенный резными рунами и с замысловатой застежкой.
- И лишится оружия такой силой? Ты ополоумела, жрица! Помнишь, что вышло в последний раз?
Женщина лишь покачала головой, но мужчины уже не смотрели на нее. Царь дал знак одному из своих сопровождающих и тот ловко схватил паренька за плечи, лишая его возможности дернуться. А сам царь в это время защелкнул ошейник на шее мальчика со словами:
- Теперь ты мой верный пес. Запомни это!
Паренек попытался отшатнутся, но тут же получил оплеуху и напутствие:
- Советую оставить своеволие.
Потом была дорога с гор в долину. Уже знакомая. День назад мальчишку привезли по ней в капище вместе с еще дюжиной детей. Теперь он возвращался. Один. Не смотря на юный возраст, он понимал, что к прошлой жизни возврата не будет, и вряд ли когда ему доведется увидеть мать. Его попросту продали в число «царских детей». Для служения. Не раб и не свободный.
Мальчика привезли в царские чертоги и стали звать Щеном, словно подчеркивая его незначительность. Но обращались с ним как-то странно. Царь ежедневно справлялся о нем, а зачастую и таскал вместе с собой, но это было что угодно, но не забота. Стоило Щену забыться, как он тотчас получал оплеуху, пинок или зуботычину. За ослушание или поступки, которые царь считал неподобающими, следовали и более суровые наказания. Но после них о мальчике всегда заботились, чтобы не приведи боги не помер. Кормили сытно, заставляли заниматься, но относились как к вещи. Это ставило Щена в тупик, он просто не понимал, что от него хотят.
Его ломали, но не давали сломаться окончательно. К четырнадцати годам Щен научился полностью скрывать свои чувства и ненавидеть. Он ненавидел царя и боялся до судорог, одновременно восхищаясь его силой и испытывая что-то вроде странной преданности. И в самом деле по-собачьи. Просто никто кроме царя с ним не разговаривал. Щена предпочитали не замечать. Но именно в четырнадцать произошел переломный момент.
В тот день Щена жестоко наказали. Он позволил себе отвлечься на тренировке на наблюдавших за ним дочерей царя и из-за этого опоздал с парированием удара. Учебный меч вылетел из рук. Царь лишь презрительно сплюнул и что-то сказал своим воинам. Минуту спустя на плечи парня опустился первый удар палки. Его избивали жестоко и методично.
Когда стих град ударов – Щен даже не заметил. Весь мир стал для него сплошной пылающей болью, пульсирующей, раздирающей каждую клеточку тела. Стоит ли говорить, что он не смог подняться? Даже когда царь приказал. А что значит пинок, когда и так все тело – одна сплошная боль?
Царь соизволил подойти к своему псу и удостовериться в серьезности повреждений. Только тогда он велел одному из карателей:
- Позови Эрна.
Эрн… царский врачеватель. Щену уже приходилось с ним сталкиваться, но очень ненадолго. Парень даже не помнил, как тот выглядит. Дело в том, что целитель постоянно был закутан в длиннополую одежду с капюшоном, скрывающим почти все лицо, но не из-за таинственности, а словно не желая видеть творящееся в этом мире.
Боль поглощала все существо Щена, но он все еще находился на грани сознания, поэтому услышал тихий, вкрадчивый голос над собой:
- У него очень серьезные повреждения.
- Поэтому и позвали тебя, - рыкнул царь. – Вылечи его.
- Можно было выбрать для наказания что-то более щадящее. Твои вояки, царь, ему ребра переломали.
- Мои методы – не твоя забота. Не забывай свое место, - холодно проговорил мужчина. Но, как ни странно, ярости не было. Любой другой его подданный жестоко поплатился бы за такие слова.
- Однажды ты можешь его просто убить, и все будет зря.
- Ты вылечишь его?
- Да. Но это займет время. Ему остаться у меня на несколько дней.
- Делай что хочешь, но он должен быть здоров.
- Хорошо, мой царь.
Потом Щен почувствовал, что кто-то берет его на руки. Не рывком, как обычно, чтобы в следующий миг перекинуть через седло или оттащить, а осторожно, почти нежно. Это было так… странно. А потом милосердное сознание покинуло мальчика.
Больно, как больно! Стоит лишь пошевелиться, как она кипятком разливается по телу. Тупая, ноющая. Щен открывает опухшие глаза и видит над собой низкий сводчатый потолок. Он пытается повернуть голову, и тут его лба касается ладонь. Удивительно тонкая и прохладная. На краткий миг, пока сознание не вернулось полностью, Щен успевает подумать, что, может быть, это мать. Иллюзию разрушает вкрадчивый, но несомненно мужской голос:
- Очнулся?
Парень вздрагивает почти испуганно, пытается вскочить, но со стоном вынужден рухнуть обратно. Утихающая было боль полыхнула с новой силой.
- Ш-ш, осторожнее мальчик. Тебе сейчас лучше лежать и не двигаться.
Врачеватель снова склоняется над ним, и лба касается влажная прохладная ткань. Это заставляет понять, что в горле все пересохло от жажды. Просьба уже готова сорваться с губ, но Эрн упреждает ее. Подносит к разбитым губам кружку с водой и помогает сделать несколько глотков, говоря при этом:
- Правильно, пей. Тебе нужно пить. А вот от еды лучше воздержаться, - какая еда! Если при одной мысли о ней Щена сразу же мутило. – И даже не пытайся встать. У тебя сломано три ребра. Будешь дергаться – можешь умереть, - как-то устало объяснял врачеватель, изучая лицо подопечного. Тот лишь отвернулся, пробормотав:
- Какая разница.
- Это ты сейчас так говоришь, - ответил врачеватель снова смачивая ткань.
Водрузив ее обратно на лоб парня, Эрн отошел к столу в глубине комнаты. По дороге как-то машинально поднял руку и откинул капюшон. Тотчас по плечам разметались длинные каштановые волосы, а чуть позже Щен увидел и лицо врачевателя, что удавалось немногим. Эрн оказался неожиданно молодым. Лет 25, не больше. Тонкое лицо, изящная шея. Он совсем не походил на здешних мужчин – суровых воинов. И в то же время у него почему-то были такие знакомые серые глаза… Только Щен сейчас не мог вспомнить, почему они такие знакомые. К тому же боль снова полыхнула по ребрам.
Пока парень старался справиться с ней, Эрн вернулся к кровати с каким-то горшочком. Зачерпнув из него вязкую массу, врачеватель принялся наносить ее на грудь, а потом и по всему телу Щена, проговорив:
- Это, конечно, не излечит переломов, но поможет от ушибов. И что тебя так удивило?
- Ваше… лицо.
- А что с ним ни так?
- Вы… молоды, - скривившись от боли, так как тонкая рука прошлась по очередному ушибу.
- Так уж вышло, - пожал плечами Эрн. – Как некоторые не старались, воина из меня не вышло. Пришлось избрать другое ремесло. А теперь выпей вот это и спать. Сон – лучшее лекарство.
Щен хотел еще что-то спросить, но стоило ему сделать последний глоток из деревянной кружки, как веки сами смежились, затягивая парня в сон.
Дни, проведенные в комнатах Эрна, казались Щену самыми странными в его такой короткой еще жизни. Впервые о нем кто-то заботился, беспокоился о нем. И дело было не только в боязни вызвать гнев царя. Впервые Щен ощущал тепло. Эрн ни разу не прикрикнул на него, даже голоса не повысил, и не старался показать свое превосходство. Кажется, врачеватель жалел его.
Но ребра срослись, а ушибы и синяки прошли. В один из дней пришел царь и забрал Щена с собой. Его жизнь вернулась в прежнее русло, в круговорот суровых «воспитательных мер», направленных на то, чтобы воспитать верного пса, действующего только по команде хозяина, а не по собственному разумению. И все-таки человек – не животное, он не может не думать. В Щене поселилось чувство какой-то неправильности. Хотя царь старался всячески выбить эту «дурь» из парня.
Когда «дрессировка» выходила за рамки, Щен снова попадал на попечение к Эрну, хоть это и случалось нечасто – раза три в год. В такие моменты, как бы ему не было плохо, парень старался не терять сознания, хотя и тщательно симулируя оное. Ведь именно тогда можно было урвать крупицы информации о себе самом, о том, что происходит.
Вот и в этот раз в глазах темнело, а в ушах звенело от боли, но Щен, стиснув зубы, слушал тихий разговор царя с Эрном.
- Позаботься о нем, - велел царь.
- Как всегда, - вздохнул врачеватель. – Но зачем нужно доводить до такого?
- Чтоб наука впрок пошла, - усмехнулся царь. – Чтоб знал свое место.
- Он взрослеет, скоро станет мужчиной.
- Я это знаю получше тебя. Странно, как ты это замечаешь, - с презрением.
Эрн лишь покачал головой, потом проговорил:
- Он становится мужчиной, у него появляются определенные потребности и чувства. Он же в глотку тебе вцепится!
- Не посмеет, но злее будет. А с желаньями я разберусь.
- Ты его сломаешь. Сломаешь так, что я уже не соберу.
- Не твое дело. Не забывайся! – в голосе царя уже закипал гнев. И уже самодовольно, - Ты ведь тоже ненавидишь меня, Эрн. Но ты служишь мне, служишь верно.
- Я не могу иначе.
- Я знаю. И он не сможет.
Довольно хохотнув, царь вышел, хлопнув дверью. Он не видел, как Эрн сокрушенно покачал головой. Потом врачеватель задвинул засов и вернулся к подопечному. Склонившись над парнем, он заметил:
- Так ты все слышал, - просто констатация факта. – Может, оно и к лучшему.
Спросить почему Щен не успел. Эрн что-то сделал, и он уснул. А, возможно, просто устал сражаться с болью и упал в обморок.
Проснувшись, Щен уже чувствовал себя лучше. Во всяком случае мог худо-бедно двигаться. В комнатах врачевателя сложно было определить время суток – единственное окно всегда занавешено тяжелым гобеленом. Но Эрн уже встал, а значит, время позднее, так как врачеватель не был ранней пташкой.
Стоило Щену сделать попытку встать, как на плечо легла тонкая, но удивительно сильная ладонь, и уже такой знакомый вкрадчивый голос проговорил:
- Не стоит. Полежи хотя бы сегодня.
- Что мне сломали на этот раз? – почти безразлично.
- Ничего, но ты дважды кашлял кровью.
- Не помню.
- Не страшно. Но сегодня лучше полежать. И будешь пить отвар каждый переворот песочных часов. А к утру займемся твоими ушибами.
- Да… - Щена почти всю его сознательную жизнь учили переносить боль, но порой она была настолько сильной, что не просто лишала способности мыслить. Даже дышать и то становилось трудно.
Он уже почти провалился в сон, когда Эрн мимолетной лаской коснулся его щеки и едва слышно проговорил:
- Бедный мальчик.
И Щену стало так хорошо… но одновременно защемило сердце от какой-то неясной тоски. Никто, кроме Эрна, никогда его не жалел.
На этот раз Щен провел у врачевателя больше недели. Порой парню казалось, что Эрн старается держать его у себя как можно дольше, и эта мысль почему-то успокаивала. Как-то там само собой получилось, что они стали подолгу беседовать. Эрн не просто лечил его, но и рассказывал чем и почему, справедливо полагая, что это может пригодиться в будущем.
Врачеватель медленно завоевывал доверие юноши, так что однажды он все-таки решился спросить:
- Зачем все это? Я непонятно кто при дворе. Не раб и не свободный. Непонятно что, животное на потеху.
- Нет, не совсем, - покачал головой Эрн, меняя повязку. – Ты – царский Пес, должен им стать.
- Почему?
- Жрица судьбы сказала, что ты отмечен, что можешь стать царским Псом, вот он тебя и взял…
- Но что это значит? Как им стать?
- Царский Пес – это его главное орудие, верный страж и слуга. А как им стать… я не могу сказать, - Эрн отвел взгляд, и Щену показалось, что тот не может вовсе не оттого, что не знает.
- Значит, сейчас у царя нет Пса? А раньше были?
- Да.
- И что с ними стало?
- По-разному, - уклончиво ответил врачеватель. – Понимаешь, есть вещи, о которых лучше не говорить, так как на это наложен запрет.
- Понятно. Но… это тяжело, - вздохнул Щен, стараясь не замечать неприятных ощущений от манипуляций Эрна.
- Я знаю, поверь мне, я знаю, - с каким-то особым пониманием отозвался врачеватель, и их взгляды встретились. На какое-то время парню показалось, что он просто тонет в этих серых глазах. Эрн опомнился первым. Мотнул головой, проговорив, - Извини.
Щен так и не понял, за что тот извиняется, но спрашивать не решился. Он потом еще пытался завести разговор на эту тему, но как-то не получалось, хотя парень не мог утверждать, что Эрн как-то уклонялся от разговора или насторожился. Врачеватель по-прежнему относился к Щену очень доброжелательно, как никто в замке.
Именно Эрн помог хоть что-то понять, разобраться в своей судьбе, почему его так старательно учат воинскому искусству. Но только на этом дело не остановилось.
Щену едва минуло пятнадцать, когда его научили убивать. Он ощутил, каково это, когда меч вспарывает грудную клетку, кровь хлещет фонтаном, а живой человек становиться лишь трупом. Первая кровь. Щен далеко не сразу осознал, что это значит. Осознав, едва не пришел в ужас. Но когда против парня снова выставили поединщика, и царь приказал «Убей!», Щен подчинился.
Царь, опытный воин, тщательно раззадоривал жажду крови у своего питомца. И Щен вошел во вкус, еще как. Он и раньше не придавал жизни особой ценности, а уж теперь и подавно. Убивал легко, непринужденно, ничего не чувствуя при этом и не делая особой разницы между теми, кого лишает жизни. Убивал быстро или долго – как приказывали. В бою, где он неотступно сопровождал царя, или в поединке, или по приказу.
Щен стал силен, безжалостен и беспощаден, но все еще боялся царя и покорялся ему. Служил. Возможно, в парня, как в собаку, вбили преданность и осознание того, что он в полной власти царя. Сам Щен предпочитал не задумываться об этом.
Новый виток «испытания» не означал, что Щен перестал попадать к врачевателю. Эрн лечил раны, полученные в боях и схватках и очередные последствия «наказаний». Последних стало меньше с некоторых пор, но они приобрели большую жестокость. Словно каждый раз царь старался вдолбить, кто тут хозяин.
А Эрн раз за разом выхаживал Щена, словно для врачевателя не было безнадежных случаев. И не просто выхаживал, но и разговаривал, утешал по возможности. Наверное, он был единственным, кто осмеливался обнять Щена и крепко держать, успокаивая, если того били судороги или лихорадка. И эти прикосновения рождали в парне щемящую тоску, но ни за какие сокровища мира он бы не отказался от них.
Иногда Щену казалось, что за всем этим скрывается нечто большее, но не понимал, что именно. И почему после того, как он в очередной раз выздоравливал и возвращался к «обязанностям» царь непременно приводил ему женщину для утех. Каждый раз с тех пор, как Щену исполнилось шестнадцать. И он брал их, зачастую силой, исполняя приказание и испытывая странные чувства.
Парень, не зная другого обращения, не понимал, что постепенно у него что-то умирает внутри.
Прошло двенадцать лет с тех пор, как царь забрал Щена. Парню теперь было слегка за двадцать. Солидный возраст, и выглядел он так, что мало у кого повернулся бы язык назвать парнем. Суровый воин с убийственным холодом в глазах, всюду сопровождающий царя.
Вот и сейчас они бок о бок ехали по извилистой горной дороге. Щен не спрашивал – куда. Его это не касалось. На битву или с дружеским визитом – ему все равно. Как прикажут – так и будет.
Оказалось, к древнему капищу. Когда Щен увидел вырубленный в скале храм, то шевельнулась тень узнавания. Неужели он был здесь когда-то? Стоило переступить порог, и он вспомнил – когда. Именно здесь произошел поворот его судьбы. Щена аж передернуло, но он приложил все силы, чтобы сохранить бесстрастное выражение лица.
Жрица появилась словно из неоткуда. Щен тогда не очень ее запомнил, но, вроде, она не очень изменилась. Кажется, она не испытывала особого восторга по поводу визитеров. Лишь кивнула царю, проговорив:
- Ты снова в нашей обители, Каледон.
- Да. И ты знаешь, зачем, жрица.
- Отмеченный выжил? – кажется, женщина удивлена, хоть лицо ничего не выдавало, больше походя на маску, чем что-то живое.
- Да. Теперь дело за тобой. Сделай, что должно.
- Покажи мне метку.
Лишь взгляд царя, и Щен покорно опустился на колени, склонив голову. Царь собственноручно снял ошейник.
Жрица подошла ближе и провела над затылком парня раскрытой ладонью. Легкое мерцание, и женщина в ужасе отшатнулась.
- Что ты увидела там? – потребовал ответа царь.
- Смерть.
- Тем лучше. Значит, будет отвечать своему предназначению.
- Глупец! Ты не понимаешь, что за этим может скрываться!
- Тебе не испугать меня детскими сказками. Соверши обряд, женщина!
- Нет, я не возьму ЭТО на себя! – почти с ужасом ответила жрица.
- Ты должна! Ты связана обетом! – было видно, что царь в ярости и едва сдерживается, чтобы не схватить строптивую жрицу за горло.
- Не тебе напоминать мне о моих обетах, Каледон. Я не возьму это на свою душу. Не хочешь внять предупреждению – твое дело. Хочешь совершить обряд и заполучить Пса – что ж, вперед. Я тебе для этого не нужна. Тот, предыдущий, сможет все сделать сам.
- Клянешься?
- Да. А теперь, прошу, покинь мою обитель.
- Что ж, хорошо. Так даже лучше.
- И все же, на твоем месте я бы трижды подумала…
Царь лишь отмахнулся, застегнув ошейник на Щене и веля тому следовать за собой.
Жрица лишь покачала головой. Гордец считает, что способен своей силой и жестокостью приручить смерть. Но ручной смерти не бывает.
Всю обратную дорогу до замка царь был по обычному мрачен. Щен то и дело ловил на себе его тяжелый, изучающий взгляд. А первым же вечером по возвращении, царь уединился с Щеном в своих покоях, выставив всех и приказав немедленно позвать врачевателя.
Эрн явился в своих обычных длиннополых одеждах с капюшоном, скрывающим лицом. Поклонился царю и замер в ожидании. Тот жестом велел подойти ближе, проговорив:
- Можешь снять с лица эту тряпку. Здесь нет лишних глаз и ни к чему эта таинственность.
Врачеватель покорно откинул капюшон, а Щен подумал, неужели тот скрывал лицо по приказу царя? Но его мысли оборвал приказ:
- Щен, сними с себя доспехи и одежду.
Кажется, руки взметнулись к креплениям еще до того, как разум уяснил приказ. Эту науку в него вбили крепко – выполнять приказ царя с полуслова, каким бы он ни был.
- Что скажешь, Эрн? – поинтересовался царь, указывая на парня. – Как он тебе? Нравится, каким он стал?
- Не могу предположить, при чем здесь мое мнение. К тому же я не раз имел возможность изучить его, когда лечил от травм и ран.
- Только ли лечил? – хохотнул царь. Кажется, гневный взгляд врачевателя развеселил его еще больше, так как он продолжил, - Ну-ну, неча в меня молнии взглядом метать. Или думаешь, что я ничего не знаю?
Щен еще никогда не видел такого холодного, мертвого выражения на лице Эрна, но царя оно, похоже, не удивило и, что еще удивительнее, не разозлило. Хотя вряд ли кому другому он бы спустил подобное с рук.
- Но, может, это все и к лучшему, - рассуждал царь. – Ты ведь знаешь, что я ездил в храм. Догадываешься, зачем?
Эрн метнул быстрый взгляд на Щена, потом снова на царя и коротко кивнул.
- Я рассчитывал на действия, но получил лишь слова. Так вот. Ты должен будешь провести обряд над Щеном.
- Нет! – воскликнул врачеватель, отшатнувшись. Ошеломление и ужас плескались в его глазах.
- Да! Таков мой приказ!
- Нет! Нет. Достаточно того, что я…
Слова были остановлены звонкой пощечиной. Рука у царя была тяжелой, и Щен испугался, что он просто челюсть сломает такому хрупкому на вид Эрну, но тот лишь пошатнулся.
- Неблагодарная тварь! – вот теперь царь был в ярости. – Ты забыл о своем долге? Забыл о моем снисхождении? Ты должен совершить обряд! И все, что потребуется… Ты сделаешь это?
- Да, - вымученно. Словно что-то сломалось в Эрне.
- Хорошо. Тогда забирай его.
- Но это не сразу делается.
- Знаю.
- Мне потребуется месяц.
- Пусть так, - кивнул царь, и уже Щену, - Все это время Эрн распоряжается тобой. Ступайте.
Парень быстро накинул одежду, Эрн снова спрятал лицо под капюшоном, и они вышли. До самых покоев врачевателя оба хранили молчание. Вошли, Эрн закрыл дверь и как-то устало прислонился к ней. Щен так и застыл посередине комнаты, не сводя с него глаз. Но врачеватель не стремился начать разговор. Молчание становилось все тягостнее, пока парень не спросил:
- И что теперь?
Эрн устало потер лицо и, кажется, даже не заметил, что капюшон сполз с головы, потом он внимательно посмотрел на Щена и сказал:
- Ты устал с дороги. Я велю принести еды. И еще тебе не помешает вымыться.
- Зачем еще? – как и всякий варвар, Щен недолюбливал водные процедуры.
- Затем, что походная жизнь накладывает свой отпечаток, и отнюдь не благоуханный.
С этими словами Эрн проводил Щена в одну из соседних комнаток, где стаяла не маленькая бадья, заполненная водой почти до краев. Вода была теплой, почти горячей. «И когда успел?» - подумал парень, в то время, когда врачеватель едва ли не насильно заставил его разоблачиться и приступить к водным процедурам.
Через час вымытый и переодетый Щен уплетал ужин, то и дело бросая на врачевателя подозрительные взгляды. Тот сидел напротив и, казалось, погрузился в размышления. Опять Щену выпало нарушить молчание. В обычных обстоятельствах он бы промолчал, но с Эрном не хотелось, поэтому спросил:
- Почему ты не ешь?
- А? – врачеватель словно только сейчас вспомнил о его присутствии. – Я это не ем, так что все тебе.
И снова грустный вздох. Щен все пытался отгадать, чем же царь так сильно огорчил Эрна, что тот должен сделать.
До конца нехитрого ужина ни один, ни другой не стремились возобновить беседу. Щен ощущал все большее и большее напряжение. Поэтому он даже вздрогнул, когда врачеватель коснулся его плеча.
- Ш-ш, - улыбнулся Эрн. – Вот уж не думал, что могу тебя так испугать.
- Я не…
- Знаю. Уже очень поздно. Тебе лучше пойти отдохнуть. Где кровать ты знаешь.
- Я каждый раз выселяю тебя из собственной постели. Но в этот раз со мной все хорошо, я могу и на полу лечь, - голос Щена звучал напряженно, в голове все еще крутились слова царя.
- О, не беспокойся. Мне еще нужно приготовить пару мазей, к тому же в моей рабочей комнате есть еще одна… кровать.
Эрн уже развернулся, чтобы выйти, но, внезапно решившись, Щен остановил его, поймав за руку и спросив:
- Что царь велел тебе сделать со мной? Наказать?
- Нет, здесь другое, - отвел взгляд врачеватель.
- Чем бы это ни было, прошу, лучше сделай это сейчас. Пытка ожиданием…
- О, я и не думал тебя пытать! – развернувшись, Эрн ласково провел рукой по щеке парня. – Просто это не легко и для меня тоже. Если бы я мог все сразу тебе рассказать… Но, наверное, ты прав. Лучше не оттягивать неизбежное.
- Что мне делать? – с неотвратимой обреченностью.
- Пока лишь поклясться кровью, что никто и никогда не узнает того, что ты узнаешь, услышишь и станешь свидетелем за этот месяц.
- Клянусь. Клянусь кровью.
Эрн кивнул и коснулся груди Щена, тот почти сразу почувствовал странное тепло в месте прикосновения, а врачеватель сказал:
- Это не просто слова. Нарушишь клятву – и сама кровь обратиться против тебя.
Щен серьезно кивнул и выжидающе посмотрел на Эрна, который снова улыбнулся, проговорив:
- А теперь все-таки иди, ложись.
- А как же обряд?
- Ты что думаешь, я сейчас буду чертить пентаграмму на полу и творить колдовство? – потупившийся взгляд говорил, что так оно и есть. – Извини, но ничего такого не будет.
С этими словами Эрн затушил единственный факел, и комната погрузилась в полумрак. Лишь тлеющие угли в очаге отбрасывали на стены причудливые тени.
Отступая к кровати, Щен услышал шорох одежды и с трудом различил, что Эрн сбросил свою хламиду. Сбросил и аккуратно повесил на стул. Кажется, врачеватель замечательно видит в темноте.
Вглядываясь в темноту, Щен сделал еще один шаг и споткнулся об кровать. Эрн тихо рассмеялся и как-то уж очень быстро оказался рядом, проговорив:
- Осторожнее. Садись лучше, пока сам себе не навредил. А вот рубаху лучше сними – испачкаешь еще.
Последняя фраза привела Щена в полное недоумение, поэтому он никак не прореагировал, когда тонкие, но уверенные руки нырнули под грубоватую ткань и ловко стянули через голову. И лишь оставшись голым по пояс, парень спросил:
- Зачем?
- Я же уже сказал, - улыбнулся Эрн.
- И… что дальше?
- Ш-ш, - Щен ощутил ласковое прикосновение к щеке. – Не волнуйся так. Это почти не больно. Тебе будет очень хорошо. Расслабься. Не думай ни о чем.
Щен с радостью поддался на уговоры, а ведь хотел еще что-то спросить. Но этот голос, эти касания завораживали его. Вроде суровый воин, а здесь чувствовал себя совсем ребенком. Правда сейчас не хотелось об этом думать, хотелось лишь, чтобы это прикосновение не прерывалось. Кажется, он даже подался вперед вслед за этой ласковой рукой, чем вызвал смех Эрна, но не обидный, а какой-то… понимающий что ли.
- Хорошо. Все правильно, - шептал врачеватель прямо на ухо парню.
Губы Эрна скользнули по ушной раковине, скуле, спускаясь все ниже и ниже. Никто и никогда не касался Щена… так. Наверное, это неправильно, так не должно быть, и в то же время парень готов был умолять, лишь бы это не прекращалось. Что-то из самого сердца стремилось прямо к этим губам.
В какой-то момент реальность просто перестала существовать, взорвавшись ослепительными красками, затягивая в сладкую негу, даруя наслаждение. На фоне этого легкий укол оказался совершенно незаметным. Кажется, из Щена что-то вытягивали, словно пили, но чем больше выпивали, тем больше прибывало.
Разве так важно, что сердце бьется все медленнее и медленнее? Что ему не хватает сил разогнать по венам кровь, которой осталось так мало? Ведь так хорошо…
Погруженный в грезы, Щен не сразу понял, что ему пытаются что-то влить в рот. Закашлялся. Распробовал. И тотчас приник к этому чудесному источнику, стараясь втянуть в себя как можно больше. И не важно, что он пьет и зачем. Жидкость походила на загустевший свет.
Сколько это продолжалось? Сложно сказать. Но вдруг свет обратился огнем. Все тело Щена скрутило судорогой боли, которая проникала в каждую частичку тела и жгла, жгла. Казалось, что сейчас он не выдержит, все кончится, этот огонь погубит, когда жар схлынул, даруя странную легкость.
Первое, что понял Щен, придя в себя, так это то, что он слышит буквально все, что происходит вокруг: как шуршит мышь под кроватью, как переругивается кухарка с помощницами двумя этажами ниже, как сонно всхрапывают лошади в конюшне, а главное – размеренный стук сердца совсем рядом. Такой притягивающий, завораживающий звук!
Парень потянулся к нему всем своим существом и открыл глаза, а потом и вовсе распахнул их в ошеломлении. Ведь в комнате было темно, это он четко помнил, да и сейчас света не прибавилось – не откуда, и, тем не менее, Щен все видел едва ли не яснее чем днем. Он и не думал, что у ночи столько оттенков, кажется, можно разглядеть любую деталь. Вот, например, видны все детали, все грани кольца на руке, что так бережно обнимает его. Щен проследил взглядом по этой руке, плечу, шее, разметавшимся каштановым кудрям, пока не встретился с чуть насмешливыми серыми глазами. Эрн. Парень еще никогда не видел его таким. Щен только сейчас осознал, насколько тот молод – ведь выглядит не старше его самого, а то и младше, но при этом во врачевателе ощущается какая-то мудрость, даже тайное знание. И это стук его сердца так заворожил Щена.
Не меньше минуты длилась эта пикировка взглядами, пока парень не решился спросить:
- Что со мной стало?
- Ты изменился. Теперь можешь в полной мере считать себя царским Псом.
- Как это? Ты провел обряд?
- Можно и так сказать.
- Хм…
Щен задумчиво провел рукой по подбородку и только сейчас ощутил, что тот в чем-то вымазан. Рассмотрев бурые пятна на пальцах, парень воскликнул:
- Кровь? Ты напоил меня кровью?
- Так было нужно.
- Но откуда она?
Вместо ответа Эрн протянул ему свое тонкое запястье. Его пересекал длинный розовый шрам.
- Я… пил твою кровь? Но зачем?
- Она изменила тебя. Без этого бы ничего не вышло. Теперь ты ночной Пес. Твои сила, зрение, слух, обоняние многократно увеличились. Твоя плоть отныне почти неуязвима и не постареет ни на день
- Но ведь это… это не просто так?
- Нет. Тебе следует опасаться солнечного света, не лезть в огонь. Отсечение головы все же может тебя убить.
- И это все сделала твоя кровь? – в неверии спросил Щен, разглядывая собственные руки.
- Да.
- Значит ты…
- Я такой же, - кивок и взгляд, но за ними, безусловно, скрывается гораздо большее. Щен понимает это, хотя раньше вряд ли бы уловил. Одновременно его пронзает еще одна догадка:
- Получается, что ты был…
- Да. Я прошел посвящение Ночного Пса, - кивнул Эрн, кажется, машинально проведя рукой по шее парня. Там, где все еще виднелись две аккуратные точки – следы от клыков.
- Но зачем тогда я? – голос Щена вновь упал до шепота. Почему-то захотелось теснее прижаться к Эрну, отгородиться от всех и вся.
- Царь так и не дождался пробуждения во мне того, чего хотел, поэтому решился нарушить обычаи и провести обряд еще раз, - голос врачевателя звучал глухо, видимо, ему не нравилась эта тема. – Выбор пал на тебя.
- Почему?
Рука Эрна скользнула дальше, под голову парня, легла на затылок, а врачеватель продолжил:
- Вот здесь жрица нашла знак, говорящий, что ты избран для этого.
- И… что дальше?
@темы: Творческие брызги
-
-
10.10.2007 в 20:33- Ближайший месяц ты будешь жить здесь и покидать покои только вместе со мной. Я научу тебя жить с твоей новой сутью, питаться, соизмерять силы. Ты должен будешь все это уметь, прежде чем…
- Вернусь к царю?
- Да.
Щен кивнул. Месяц… Месяц с Эрном. Как ни странно, он был этому рад. Рад, не смотря на то, что произошло. Месяц…
Кажется, никогда еще время не неслось так быстро, как ни старался Щен его удержать, растянуть драгоценные мгновения. Он изменился, кровь стала его единственной пищей и питьем, он больше не был человеком, но никогда еще не чувствовал себя настолько живым! Эрн… Щен никогда не думал, что кто-то может окружить его таким теплом, и зарождать ответное тепло. Порой испытываемые чувства ставили парня в тупик, но он предпочитал не задумываться об этом.
А потом… Потом царь призвал своего Пса, вернул к прежнему образу жизни. Рядом с царем не было места никаким чувствам, лишь собачья преданность. Раб, телохранитель, палач… Все, что прикажут. А царь, кажется, жаждал испытать своего обновленного Пса.
Щен старался угодить царю, не вызывать лишний раз его гнев, но… Казалось, тот все еще оставался недоволен. Однажды, Щен случайно услышал их ссору с Эрном. Царь всегда предпочитал говорить с врачевателем без свидетелей, но в этот раз…
- И это Ночной Пес? – голос Царя клокотал от ярости.
- А разве нет? Ты же сам воспитал его таким. Безжалостный, покорный тебе.
- Да, но где ярость? Неистовство? Проявление истинных новых сил? Когда целая армия его не остановит.
- Не знаю. Это зависит не от меня.
- Но жрица говорила…
- Я сделал, что мог. Я пошел против себя, совершив обряд – и ты знаешь это! Я сотворил то, что ты хотел. Большего я сделать не могу!
Щен еще никогда не слышал злости в голосе Эрна, но сейчас… Именно злость и какая-то обреченность. Щен испугался, что это лишь сильнее разъярит царя и тот сотворит с врачевателем что-то ужасное, но тот лишь хмыкнул, обновив:
- В таком случае, мне придется самому пробудить его способности, - развернулся и ушел.
Эрн устало потер лицо, пробормотав что-то, очень похожее на «бедный мальчик».
Щен не был дураком, и прекрасно понял, что разговор шел о нем, поэтому предпринял меры, затаился, стараясь быть еще более услужливым и покорным, чтобы ненароком не вызвать гнев царя. Но тому вовсе не нужен был повод.
В тот день царь выставил его на арене, а против – дюжину бойцов, захваченных в плен в последнем походе. Им пообещали свободу, если победят, а Щену велели показать все, на что он способен. Случился бой, а скорее кровавая сеча. Щен выжил, воины – нет. Но на парне, кажется, живого места не осталось. Раны, переломы ребер и ноги. Кажется, сил вовсе не осталось. Царь лишь хмуро посмотрел на него и отдал приказ своим воинам.
Щен так надеялся, что ему дадут отдохнуть, но его отвели в подвалы. «Неужели очередное наказание?» - с каким-то тупым безразличием подумал парень, а потом грустно усмехнулся мысли, что у него уже и так все скрутило от боли, и новую он даже не почувствует. Но то, что случилось потом…
С самого детства Щена преследовали насилие и жестокость, порой в самых чудовищных их проявлениях, но о таком он даже и не думал никогда.
Оковы, впивающиеся в руки, ноги, горло, лишающие сил – в этом не было ничего нового, но потом его… с ним… С ним поступили так, как он по велению царя поступал с захваченными женщинами. Кажется, мир снова разлетелся на куски и стал комком ужаса, боли и криков, липких прикосновений и жалящих слов. А потом…
Свет ударил по глазам раскаленной плетью. Сколько прошло времени? День? Месяц? Год? Щен не знал, и ему было все равно. Боль, рождающаяся изнутри, застилающая разум, и все как в белой дымке. Смерть казалась благословением. Такого никогда не было, обычно жить хотелось до умопомрачения, но теперь… теперь не тело его изувечили, а саму душу. И лучше смерть, чем дальше жить… так.
Его повернули, как безвольную куклу, подняли на колени, схватили за волосы, заставляя посмотреть кому-то в глаза. Но глаза Щена словно подернулись дымкой. Они смотрели куда-то внутрь, оставаясь безразличными к происходящему во вне. Кажется, с этим взглядом умерли и все чувства, ощущения.
Удар, еще один… да какая разница. Нет ни малейшего желания выныривать из этой липкой дымки. Слова… А что ему теперь до слов? Его так долго ломали. Наверное, наконец-то получилось.
Топот ног, его куда-то несут, снова боль от яркого света, потом благословенная темнота. Кто-то произносит знакомое имя, но ведь теперь это неважно…
Щен почти уговаривает себя уйти, растворится в этой боли, отчаянье, когда что-то вырывает его в реальность. Это что-то огнем горит на губах, проникает в рот. Нет, это не огонь, это божественный нектар. Как можно от него отказаться? Не пойти за ним? Первый глоток рефлекторный, второй уже осознанный. И вот с этим осознанным глотком возвращаются все чувства разом. Полумрак, запах сушеных трав, потрескивание поленьев в очаге – это слух, обоняние, зрение. Вкус крови на губах. И боль… память о боли, ведь тело научилось так быстро излечивать себя. Если бы так же легко даровалось и забвение! Щен снова готов был соскользнуть в небытие, но хлесткая пощечина обожгла щеку, и такой знакомый голос произнес:
- Вернись. Это не выход!
Эрн склонился над ним так низко, что его волосы мазнули по лицу, рождая странное ощущение. И еще глаза… Щен никогда не видел у врачевателя такого неистового взгляда.
- Убей! – одними губами прошептал Щен.
- Ш-ш, - его тут же сгребли в охапку и, кажется, даже гладили по голове. – Не стоит. Не нужно призывать смерть. Ты сильный. Тебе столько довелось пережить, что и с этим справишься. Я помогу.
Эрн говорил что-то еще, при этом не переставая поглаживать парня, словно испуганного ребенка. Щен хотел что-то еще сказать, что-то спросить, но его сморил сон. Он чувствовал себя таким слабым, как никогда ранее.
Проснулся он от спора. Миг, и Щен понял, что врачеватель спорит с царем. Более того, Эрн кричал на царя:
- Ты совсем с ума сошел? Ты хоть понимаешь, что сотворил с ним?
- Я еще прекрасно осознаю свои действия, щенок.
- Да? И чего ты добивался? Совсем уничтожить его? Того, кого называл своим последним шансом?
- Это должно было пробудить в нем силу!
- Силу? Да ты чуть не столкнул его в пучину безумия! Я не знаю, сумею ли вытащить его из этого состояния!
- Уж постарайся!
- Зачем? Чтобы следующая твоя выходка толкнула его обратно? Ты хоть понимаешь, что будет тогда? Если он обезумеет? Даже у меня не хватит силы удержать сумасшедшего вампира.
- Ну… ты же сможешь его вытащить? – невероятно, неужели в голосе царя прозвучало что-то вроде сожаления?
- Сделаю все возможное. Но обещай мне, поклянись, что больше ничего подобного с ним не случится! Не забывай, он твой последний шанс. Жизнь человеческая не так уж длинна, ты не успеешь вырастить еще одного Пса.
- Хорошо, клянусь. Доволен?
Эрн промолчал, наверное, просто пожал плечами, а потом сказал:
- У меня будет еще несколько просьб… Для лечения, так сказать.
- Слушаю.
Наверное, они отошли, так как более Щен ничего не услышал, но и этого оказалось более чем достаточно. До сего момента он и думать не мог, что кто-то посмеет разговаривать в таком тоне с царем.
Спустя очень непродолжительное время врачеватель вернулся и тотчас склонился над Щеном просто констатировав факт:
- Ты все слышал, не так ли?
- Почти, - к чему отрицать очевидное.
- Что ж, ладно. Ты останешься здесь… на некоторое время. Тебе нужно время, чтобы… прийти в себя.
- Вряд ли это возможно, - язвительно усмехнулся Щен, отворачиваясь к стене.
Почти тотчас на его плечо легла рука, и парень вздрогнул от отвращения к самому себе, а Эрн сказал:
- Пойдем. Тебе сейчас очень нужна хорошая ванна. Царевы подземелья весьма грязное место.
В кои то веки Щен был с этим согласен. Его тело все скрипело от засохшей крови, пота и других жидкостей. Он был сам себе отвратителен и желал бы скинуть саму свою кожу. Поднимаясь, Щен заметил:
- Я тебе всю постель испачкал.
- Ей не впервой, - отмахнулся врачеватель. – Поменяют. Идем, вода стынет.
На этот раз Эрн не оставил Щена одного, а помог вымыться, тщательно соскребая корку грязи, пока тот не фыркнул:
- И как тебе не противно!
- Что именно? – глаза врачевателя снова улыбались.
- Все это… - и, опустив глаза, - Прикасаться ко мне.
- Глупости! Ты же не прокаженный!
- Теперь все равно что… - захотелось утопиться, но вряд ли это возможно.
Тонкие, но очень сильные пальцы схватили Щена за подбородок и неумолимо потянули вверх, заставляя взглянуть в глаза Эрну, возмущенно проговорившему:
- Чтобы я этого никогда больше не слышал! То, что произошло – то произошло, оставь это в прошлом. В этом нет твой вины. Ты не стал хуже. Тебя просто пытались сломить. И ты поддашься? Ты же воин!
- Но…
- Никаких «но»! Можешь смело убить того, кто попытается тебя в этом упрекнуть. Заодно и остальные не полезут.
- Ты… в самом деле не считаешь меня… хуже?
- Вот еще! Если ты только не попытаешься снова сойти с ума!
- Нет, наверное нет…
- То-то же! – теперь Эрн улыбался уже не только глазами. – Все, ты чистый. Вылезай.
- Сейчас. Ты не мог бы…
-
-
10.10.2007 в 20:33- Нет. Ты же дал мне свою кровь.
- Это была радикальная мера. Так что мог и проголодаться.
- Не успел.
- Ладно. Как ты в целом? Все зажило?
Щен чуть потянулся, поморщился, потом сказал:
- Вроде, все. Хотя и не совсем.
- Хорошо. Еще день – и будешь в порядке. Покажи руки.
Парень повиновался, но все-таки спросил:
- Зачем?
- Тебя удерживали в специальных оковах, способных удержать таких, как мы. Но ты так рвался, что содрал плоть на запястьях почти до костей. Я опасался, что останутся шрамы, - все это Эрн говорил, тщательно осматривая и ощупывая запястья. Его пальцы касались кожи легче крыльев бабочек. – Нет, вижу, заживление идет лучше некуда.
- Шрамом больше – шрамом меньше. Какая разница? – глухо заметил Щен.
- Так как тебя лечил я, то их у тебя почти и нет, - с некоторой гордостью заметил Эрн, а его поглаживания переместились на предплечья, плечи и выше. Щен вздрогнул, но ничего не сказал, но от врачевателя ничего не утаилось, он спросил: - Тебе неприятно?
- Да… нет… Не знаю. Это странно и…
- И напоминает о том, что произошло?
- Да! – почти выкрикнул Щен и нервно потер плечи. – Но ты всегда был так добр ко мне… И я… Я не понимаю, что со мной. Это из-за того, что я изменился или…
- Все с тобой нормально. Только царь со своей последней выходкой… - глаза Эрна сверкнули гневом.
- Могу я спросить одну вещь? – осторожно поинтересовался Щен, так как этот взгляд очень напомнил ему другой…
- Да, конечно.
- Почему царь позволяет тебе разговаривать с ним… так…
Эрн вздохнул, потом сказал:
- Идем в комнату, это долгий рассказ. Вообще-то это считается тайной. О ней знают лишь единицы. Не удивлюсь, что список еще сократился, царь у нас скор на расправу. Но я слишком зол на него, чтобы считаться с его желаньями.
Говоря это, врачеватель усадил Щена на кровать, подбросил дров в очаг, потом уселся рядом.
- А тебе ничего не будет за это? – обеспокоено спросил парень.
- О, не стоит беспокоиться. Хотя мне приятно, - Эрн тепло улыбнулся. – Лучше слушай. Я и раньше ловил на себе твой пытливый взгляд. Ты смотрел на мои глаза и пытался вспомнить, где еще их видел. Да, только они и выдают, кто мой отец, - на лице Щена отразилась догадка. – Верно. Царь – мой отец. И именно поэтому я все еще служу ему.
Знаешь или нет, но у царя помимо меня было одиннадцать сыновей. Я не самый младший. Пятый, если точнее. И довольно долго царь вообще не знал о моем существовании.
Моей матерью была одна из наложниц, захваченных в очередной битве. Придя в ужас от жестокости царя, она решила скрыть меня от него, выдавая за девочку. Дочери царя не интересовали. Ей это неплохо удавалось, думаю, удавалось бы и дальше, если не смерть царева Пса. И царь пошел к жрице, дабы та указала на ребенка, отмеченного знаком, который станет новым Ночным Псом. И жрица указала на меня, а девочки никогда не становились Псами. Так моя тайна была раскрыта. Мне было девять.
Царь пришел в ярость. Нельзя отметить знаком другого, а мое воспитание, по его меркам, оставляло желать… За это предательство царь убил мою мать на моих глазах. Это была не самая легкая смерть. Умирая, мать прокляла его, сказав, что так у него наследников не останется и своей жестокостью он выроет себе могилу.
Не знаю, в этом дело или в чем другом, но сыновья царя стали умирать один за другим, а новых не рождалось, хотя отныне он, поправ все обычаи, присутствовал при родах своих жен и наложниц, чтобы не повторился подобный обман.
Меня царь никогда не считал своим наследником, и все-таки сделал Псом, хотя нужные ему способности во мне так и не проснулись. И он решил создать нового Пса.
- А тебя он вынужден беречь, так как у него сыновей-то больше и не осталось? – понимающе усмехнулся Щен.
- Да.
- Не думал, что кто-то может заставить царя мириться с чем бы то ни было.
- У него нет выбора. Иначе его род вымрет. Таково предсказание. Да, царь больше не посмеет сделать с тобой ничего подобного. И сможешь приходить ко мне, когда захочешь.
- Спасибо. Ты так добр ко мне.
- Честно говоря, в этот раз ты, действительно, испугал меня. Ты был так близок к сумасшествию! Я боялся, что не смогу тебя удержать
- То есть, ты не был уверен?
Эрн кашлянул, отвел взгляд, но все-таки ответил:
- Понимаешь, мне рассказывали, что подобное возможно лишь между близкими.
- Что ж, верно. Выходит, что ближе-то у меня никого и нет.
- Мне жаль.
- Уж ты-то тут не при чем, - усмехнулся Щен. – Ты так заботишься обо мне.
На это Эрн лишь улыбнулся и ласково провел по лбу Щена, убирая непослушную прядь. Тот вздрогнул было, но потом довольно прикрыл глаза. Врачеватель снова улыбнулся и сказал:
- Сейчас тебе лучше отдохнуть. Сон для нас – лучшее лекарство. Если хочешь, я буду рядом.
Щен никогда не думал, что чья-то близость будет внушать ему безопасность, ему, прошедшему через столько опасностей, сражений, кровавых драк, но было именно так. Поэтому он сказал:
- Спасибо.
Кажется, еще никогда Щену так не хотелось покидать покои врачевателя. То, что отныне он могу приходить туда, когда сочтет нужным, стало настоящим подарком. Не известно, о чем еще говорил Эрн с царем, но тот разрешил. Наверное, если бы задумался, Щен бы сказал, что очень близок к счастью, ведь довольно быстро он стал приходить к Эрну почти каждый день. И хоть служба царю по прежнему была похожа на замешанный на крови ад, стимулирующий самые низменные чувства: жестокость, беспощадность, кровожадность, стало чуть легче.
Правда со временем Щен стал чувствовать какую-то двойственность. Он был суровым воином, палачом, цепным псом царя, но стоило переступить порог покоев врачевателя, как сразу же ощущал себя тем юным пареньком, каким он был, впервые попав сюда. Забывались кровь и жестокость, творимые вокруг и преумножаемые им самим. Словно Эрн стал тем якорем, что удерживал в Щене светлые чувства.
Как-то Щен рассказал об этом Эрну, вернее попытался очень путано объяснить, так как он не был приучен говорить речи, но врачеватель понял и так, а, поняв, рассмеялся:
- Все нормально. Так и должно быть, - и поцеловал Щена.
Тот замер в растерянности, прижав руку к месту поцелуя. Никто никогда не делал с ним такого. На миг вспомнилась ночь обряда, но только на миг. Похожего было мало. И очень хотелось повторения.
- Что-то не так? – кажется, Эрн уже не в первый раз спрашивал.
- Нет, просто…
- Такое ощущение, что ты собираешься покраснеть, - врачеватель улыбался.
Щен фыркнул, а его щеки все-таки чуть порозовели. Эрн рассмеялся, но его смех звучал вовсе не обидно, а как-то… Нет, Щен предпочитал об этом не думать, иначе внизу живота что-то скручивалось, порождая совсем уж не положенные чувства.
- Ты никогда не думал, что кто-то может испытывать к тебе не столько страх, ненависть, жажду подчинить целиком и полностью, но и желание?
- Желание чего?
- Хм… - казалось, Эрна озадачил этот вопрос. – Ты давно уже взрослый мужчина, и женщины…
Щен скривился, поняв куда клонит врачеватель и, отвернувшись, ответил:
- Это противно. Словно кость услужливому псу, от которой нельзя отказаться.
- Прости, - изящная рука легла на могучие плечи, которые чуть вздрогнули от этого невесомого прикосновения. – Я не подумал.
- Ты же, наверное, этого и не видел. Благо, Царь предпочитал делать такие «подарки» не при широкой публике.
- Все равно должен был догадаться.
- Остальных это не интересует. Все предпочитают видеть во мне ручного зверя царя, не более. Иногда мне кажется, что лучше бы так оно и было.
Предаваясь собственным горьким мыслям, Щен не сразу понял, что его обнимают и прижимают к изящному, но такому сильному телу. Это было так хорошо… Но Щен все-таки спросил:
- Почему ты так… тепло относишься ко мне?
- Ты уже спрашивал, - слова прозвучали горячим шепотом возле самого уха.
- И все-таки? – Щен не позволял себе поддаться такому приятному искушению.
- А что если ты мне нравишься?
- В каком смысле?
- Во всех, - прикосновение ладоней, казалось, жгло кожу, но отстранятся не хотелось, скорее наоборот.
- Нет. Я не могу… нравиться.
- Почему? – искреннее удивление в голосе.
- После всего того, что… со мной…
- Ш-ш, - чуткие пальцы накрыли губы Щена, не давая вырваться ненужным более словам, потом принялись мягко очерчивать их контур. Щену захотелось поймать их ртом, на что Эрн тихо рассмеялся и поцеловал его. Не тем мимолетным поцелуем утешения, а долгим, жарким и весьма… проникновенным.
Щен плохо соображал, что с ним делается, запутался в чувствах и ощущениях, но ни за что на свете он бы не согласился остановиться. Руки Эрна, такие ласковые, казалось, были повсюду, и каждое прикосновение дарило наслаждение, о котором он раньше и не подозревал.
Он не помнил, как оказался на кровати, выгибаясь, подставляясь под ласки и умоляя о большем, хотя сам не понимал толком, о чем просит. А Эрн не давал ему опомниться, откровенно потворствуя его возбуждению.
То, что произошло дальше, казалось таким правильным, восхитительным. А ведь Щен думал, что после той злосчастной ночи, когда царь решил наказать его особым образом, одна мысль о чем-то похожем введет его в ступор, но в таких чутких руках Эрна ничего похожего не чувствовалось. Лишь тепло, ласка, страсть. Кажется, он даже сам обхватил врачевателя руками и ногами, уговаривая на большее, и тот с радостью пошел навстречу.
-
-
10.10.2007 в 20:34Щен сосредоточился на приятный ощущениях от того, как ладонь Эрна гладила его по спине, и разве что не урчал, поэтому не сразу услышал вопрос врачевателя:
- Ты как?
- А?
- Как ты? Самоуничтожительных мыслей нет?
- Мне хорошо.
- Приятно слышать, - с этими словами Эрн поцеловал и так уже зацелованные губы, а пальцы играюче потеребили сосок.
- Не надо… - почти простонал Щен.
- Что-то не так?
- Нет, просто… я снова…
- Разве это плохо? – тихо рассмеялся Эрн, и в следующую минуту его губы оказались там, где Щен ну никак не ожидал, и от вихря разнообразных ощущений выгнулся дугой.
Потом они лежали в темноте, все еще не выпуская друг друга из объятий.
Это был довольно странный период жизни Щена. Уже потом он придет к выводу, что никогда не был так близок к счастью. Кусочек счастья в этой странной, наполненной ужасами и кровью жизни.
Но эта жизнь происходила под носом у царя, а значит, он недолго оставался в неведении. А, прознав, тотчас вызвал к себе сначала Эрна, тайно, потом Щена.
Кажется, еще никогда Щен не видел царя таким. Не просто кровавым тираном, а жестоким и коварным интриганом. Намеки, почти ласковые слова, сочащиеся ядом, как клыки гадюки. После этого разговора Щен, наверное, впервые в жизни пришел в ужас. Не за себя, за другого. Он уяснил лишь одно: то, что им позволено, именно ПОЗВОЛЕНО, но стоит царю лишь усомниться в его верности… Кара будет велика. И в ее осуществлении ему придется сначала быть наблюдателем.
Нет, Эрн не должен узнать ничего о подобном… условии. А Щен… он привык подчиняться, привык быть… псом. Новое условие мало чем отличается от старых.
Щен продержался довольно долго. Несколько лет прошло. А царь с каждым годом старел все сильнее. И тем кровожаднее становился. Ближайшее окружение начало всерьез подозревать его в безумии, и Эрн был с ними согласен, считая, что кровь помутила отцу рассудок, и ему всюду видятся заговоры.
Трагедия случилась, когда врачеватель прилюдно не согласился с царем. Каледон пришел в неистовство. Даже с трона поднялся, рявкнув:
- Ты забываешься, щенок! Или забыл, что я сделал для тебя?
Глаза царя налились кровью, и Щен по собственному опыту знал, что это очень дурной знак, свидетельствующий о приближающемся приступе ярости. Он постарался подобраться поближе, видя, что царь положил руку на меч.
Охранники – матерые воины, подтянулись к трону. Щен видел, как они выстраиваются за Эрном, но тот, кажется, ничего не замечал. Зато заметил царь, рявкнув Щену:
- А ты стой, пес. Забыл, чем это грозит?
Щен переглянулся с Эрном, и сразу же понял, что этим коротким взглядом выдал себя. Просто физически ощутил, как цепкий ум врачевателя ухватился за намек, выстроил его в логическую цепочку, придя к единственно верному выводу. На короткий миг в глазах Эрна отразился ужас и понимание, потом он сказал:
- Это ты забываешься, отец!
- Что?
Кажется, теперь уже половина присутствующих повскакивала со своих мест.
- Твоя жестокость выходит за грани разумного, ты окружил себя настоящей сворой. Ты безумен – и этому нужно положить конец!
- Не ты ли хочешь это сделать, щенок? Ты был слабаком, слабаком и помрешь! Надо было придушить тебя вместе с матерью!
Царь выхватил меч из ножен и направил его на Эрна. Лицо того сделалось бесстрастным, он как-то уж очень вкрадчиво проговорил:
- Что, неужели ты решишься на это? Убьешь собственного сына? Возьмешь еще один кровавый грех на душу? У тебя и так руки не то что по локоть, по плечо в крови.
- Замолчи! – почти прорычал царь.
Щен ринулся вперед, но понял, что ему ни за что не успеть. Слишком мало было расстояние, и меч уже оголен. Короткий свист, пронзительный по своей чудовищности звук, ни капли страха в таких родных глазах… и голова, катящаяся по полу. Щен лишь тело успевает перехватить. Уже безжизненное тело.
На миг Щену показалось, что меч пронзил и его сердце, вырезая его без остатка. Но нет… И как-то слишком ясно раздался в голове голос Эрна, его последние слова: «Теперь ты свободен, мой родной. Воспользуйся этим и не вини ни себя, ни меня».
Дальше… дальше все воспринимается с неестественной четкостью, словно через особую призму. Призму ненависти, которую Щен вкусил в полной мере. Полубезумный смех царя раскаленными песчинками проникает в уши и дальше, глубже. Выжигает, выжигает все, что оставалось от того испуганного мальчика, всю оставшуюся человечность. Сам собой из груди рвется звериный рык, а в руку прыгает меч.
Царь успевает лишь раз отразить атаку, потом страшный, неотвратимый удар рассекает его наискось от плеча до бедра. Тело тирана оседает назем рядом с телом сына, и это кажется таким неправильным, недостойным. Пинком ноги Щен сталкивает труп царя с возвышения. Корона – простой золотой обруч, звякнув, катится к трону и падает, остановленная его ножкой.
Кажется, эта золотая безделушка занимает придворных гораздо больше, чем мертвый царь и все произошедшее. Настоящая свора. Вожак умер – и каждый стремится занять его место. Несколько особо ретивых кидаются к этой весомой безделушки, и каждому меч Щена приносит смерть. Ярость больше не клокочет, она стала лишь второй сутью.
Обведя зал тяжелым взглядом, который никто не смог выдержать, Щен устало садится на трон.
Царь умер, да здравствует царь!
Щен умер в тот миг, когда закрылись серые глаза. Родился Деймос.
-
-
10.10.2007 в 22:19держит и не отпускает до конца...
-
-
10.10.2007 в 22:22-
-
10.10.2007 в 22:22-
-
11.10.2007 в 11:58Родился Деймос. Почему Деймос? Рассказ станет частью большего произведения или это законченная история? Если законченная, то тогда уж скорее родился царь - круг замкнулся, и убийца дракона сам становится драконом.
-
-
11.10.2007 в 13:13Рада, что тебе понравилось!
-
-
11.10.2007 в 20:01-
-
11.10.2007 в 20:14